С титаническими усилиями Майла поднимается на колени и говорит:
– Это неприемлемо.
– Билли нужна еще сотня тысяч, чтобы купить место, а кредит он получить не может.
– Ладно, тогда… – Она рыгает с закрытым ртом и продолжает: – Давайте достанем деньги.
– Мы все на мели, – говорит Люси. – Почему, думаешь, мы работаем в общественном питании?
– Да, – возражает Майла. – Но мы можем их найти.
Огаст старается думать, но это сложно, когда ее мозг кажется мусорным пакетом, полным мокрых носков, а носки мокрые, потому что они пропитаны зерновым спиртом. Майла и Нико были правы по поводу Июльского рождества – это ночь, которую никогда не забудешь, если сможешь ее вспомнить. Там наверняка было намного больше людей, чем позволяется правилами пожарной безопасности…
Ох.
– Стойте, – говорит Огаст. – А если мы сделаем… благотворительное драг-шоу?
Майла слегка оживляется.
– Типа пожертвуем чаевые?
– Нет, если сделаем платный вход? Продадим талоны на алкоголь? Мы могли бы воспользоваться твоими связями в «Делайле», попросить их дать нам помещение и пожертвовать все, что заработаем в ту ночь, на спасение «Билли».
– Уинфилд бы выступил, – предлагает Люси.
– Исайя тоже, – встревает Уэс.
– О, мы могли бы подготовить тематическую еду для завтраков! – говорит Майла. – Уинфилд и Исайя могут предложить выступить своим друзьям.
– Я мог бы, наверно, попросить «Слинки» пожертвовать ликер, – добавляет Нико.
Они впятером нервно переглядываются, обсуждая эту возможность.
Люси удостаивает их улыбкой.
– Мне нравится эта идея.
В первую неделю июля квартира 6F превращается в штаб-квартиру кампании «Спасти “Билли”».
Нико приносит домой белую доску из ломбарда Мисс Айви, а Майла начинает делать двойные порции жаркого, и они до поздней ночи сидят в гостиной: Люси и Уинфилд, Майла и Нико, Уэс, Исайя, странная группа официантов и Огаст. Люси – де факто лидер, обремененный, с одной стороны, ненавистью к дополнительным занятиям и большим группам дружелюбных людей и, с другой стороны, любовью к «Билли» и знаниями его логистики. Она стала носить серебряный свисток на шее, как угрюмая вожатая в лагере, чтобы держать их под контролем, пока читает вслух экселевские таблицы.
– Когда мы проведем мероприятие? – спрашивает Нико, засовывая в рот огромный кусок тофу. – Не хочу показаться занудой, но Меркурий еще неделю будет ретроградным, что… не очень оптимально.
– Все в порядке, – говорит ему Огаст. Она смотрит на Люси, которая изучает требования для получения разрешения на кухонном полу. – Нам все равно еще нужно будет время, чтобы все организовать. К тому же нам надо разрекламировать мероприятие, повысить огласку – это минимум месяц, да?
Люси кивает.
– Наверно.
Огаст поворачивается к доске и делает отметку. Они планируют проведение на середину августа. За две недели до закрытия «Кью».
– То есть ты хочешь сказать, что вы мобилизуете кучу квиров, чтобы спасти «Билли» панкейками и драг-концертом? – говорит Джейн, когда Огаст вводит ее в курс дела. Она освещается солнцем через окно поезда. Огаст старается не думать: «Влюблена, влюблена, я ужасно по-тупому влюблена».
– Да, – говорит Огаст, – в общем-то, так.
– Это охренеть как горячо, – говорит Джейн, берет Огаст за подбородок и целует ее сильно и восхитительно, на выдохе под ярким солнечным светом.
«Ужасная тупая любовь», – думает Огаст.
Все складывается кусочек за кусочком. Исайя и Уинфилд согласились выступить, и, поспросив остальных, они находят еще трех бруклинских квин. Майла уговаривает менеджера «Делайлы» выделить помещение, Исайя рассчитывает расходы, а Уэс убеждает некоторых художников на его работе установить стойку для бесплатных временных тату. Помогает то, что многие из них связаны с большим количеством крошечных бруклинских бизнесов: никто не хочет видеть, как «Билли» превращается в дорогущий изысканный соковой бар, когда они могут быть следующими.
Уинфилду требуется тридцать минут разговора по телефону, чтобы убедить Билли принять пожертвования, и, когда тот поддается, он сваливает все на Огаст и говорит ей, что она ответственна за еду. В итоге Джерри и Огаст издают бурю ругательств, пытаясь рассчитать количество панкейков на одного человека и то, сколько это будет стоить. Но в итоге им это удается.
Все это время оно гудит под кожей – чувство, когда Огаст вошла в «Делайлу», когда мисс Айви зовет ее по имени, когда они промаршировали к «Кью» следом за Исайей в цилиндре, когда парень в винном магазине не требует у нее паспорт, когда Джейн смотрит на нее так, будто она могла бы быть частью ее мысленного фотоальбома города. То чувство, что она живет здесь, по-настоящему живет здесь. Ее тень пробегала по тысяче разгромленных переходов и под миллионом скрипучих строительных лесов. Она была здесь, и здесь, и здесь.
Нью-Йорк у нее иногда что-то забирает. Но и она берет тоже. Она берет полные горсти его душного воздуха и засовывает его в трещины своего сердца.
А теперь она кое-что ему даст. Они кое-что ему дадут.
В конце первой недели, когда они поздней ночью сидят вокруг пиццы и разговаривают о листовках, у Огаст звонит телефон.
Она вытаскивает его из-под коробки – мама.
– Алло, – отвечает она.
Короткая пауза – Огаст выпрямляется. Что-то не так. Ее мать не терпит и полсекунды молчания.
– Привет, Огаст, милая, – говорит она. – Ты одна?
Огаст поднимается на ноги, пожимая плечами на встревоженный взгляд Майлы.
– Эм, сейчас нет. Подожди. – Она проходит в свою комнату и закрывает за собой дверь. – Что-то случилось? Ты в порядке?
– У меня все хорошо, – говорит она. – Дело в твоей бабушке.
Огаст шипяще выдыхает. В ее бабушке? Старая калоша наверняка опять назвала ее ребенком из пробирки научного проекта или решила профинансировать новую кампанию республиканцев по выборам в Конгресс. С этим она справится.
– А. Что случилось?
– У нее прошлой ночью случился инсульт, и она… она умерла.
Огаст тяжело опускается на край кровати.
– Черт. Ты в порядке?
– У меня все нормально, – говорит ее мама голосом, который у нее бывает, когда она изучает улики, рассеянным и монотонным. – Она уладила все дела еще после того, как умер твой дедушка, поэтому все в порядке.
– Я имела в виду… – Огаст старается говорить медленно, четко. Ее мать всегда была такой же эмоциональной, как мшистый валун, но Огаст кажется, что этот случай, наверно, должен быть исключением. – Ты в порядке?
