– Там люди самые уязвимые, – говорит Уэс, как будто это очевидно. Исайя задумчиво хмурится и кивает.
– Привидения не могут убивать, – говорит Нико. – Все, молчите.
Он зажигает оставшиеся свечи, тихо разговаривая по-испански с кем-то невидимым. Уэс рядом с Огаст напрягается, когда вспыхивает последняя свеча.
– Огаст? – говорит Нико. Он выжидающе на нее смотрит, и она понимает: шарф. Она снимает его со своей шеи, кладет на стол, и в ее голове проносится картинка с карманным ножом ее дяди, лежащим на тонкой ткани.
– Итак, – говорит он. – Возьмитесь за руки.
Мозолистая ладонь Майлы удобно ложится в ладонь Огаст. Уэс медлит, не желая выпускать рукава толстовки из своей железной хватки, но в итоге сдается и переплетает свои пальцы с пальцами Огаст. Они вспотевшие и такие же костлявые, какими и выглядят, но успокаивающие. Он неуверенно берет Исайю за руку с другой стороны.
Нико по другую сторону стола закрывает глаза и делает длинный, ровный выдох, прежде чем заговорить.
– Все получится лучше, если каждый будет открыт происходящему, – говорит он. – Даже если вы не знаете, во что верить, или боитесь, постарайтесь открыть свой разум и сосредоточиться на том, чтобы излучать гостеприимство и радушие. Мы просим об услуге. Относитесь к этому с доброжелательностью.
Огаст закусывает губу. Обычное сияние Исайи, который гладит большим пальцем ладонь Уэса, потускнело до благоговейного тления. Сейчас будний вечер, довольно поздний для сеанса после концерта, особенно учитывая то, что он работает в офисе, но его, похоже, время не беспокоит.
– Огаст, – говорит Нико, и она резко переводит взгляд на него. – Ты готова?
Сосредоточиться. Гостеприимство и радушие. Открытый разум. Она делает выдох и кивает.
– Духовные покровители, – говорит Нико, – мы приходим к вам сегодня в поиске понимания, в надежде, что получим знак вашего присутствия. Пожалуйста, чувствуйте себя желанными гостями в нашем кругу и присоединитесь к нам, когда будете готовы.
Огаст надо закрыть глаза? Оставить их открытыми? Майла абсолютно спокойно закрывает глаза; Огаст предполагает, что у той было много времени, чтобы к такому привыкнуть. Нико выглядит напряженным, и Огаст закусывает внутреннюю сторону щеки, борясь с волной нервного смеха.
– Джейн, – говорит Нико. – Джейн, если ты там. Огаст здесь. Я был бы очень рад, если бы ты появилась. Она была бы очень рада с тобой поговорить.
И внезапно Огаст больше не может смеяться.
Одно дело говорить гипотезами – если Джейн не то, чем она кажется, если они могут с ней связаться, если она мертва. А другое – быть тут, вдыхая дым, лицом к лицу с ответом, каким бы он ни был. Эта девушка, с которой Огаст проводила почти каждое утро и каждый полдень с тех пор, как переехала в город, которая заставила ее почувствовать то, что она не чувствовала с самого детства, – безрассудную надежду…
Нико открывает глаза.
– Все будет в порядке, Огаст.
Огаст сглатывает воздух.
– Джейн, – говорит он, громче и четче на этот раз. – Возможно, ты потеряна или не знаешь, где ты и кому можешь доверять. Но ты можешь доверять мне.
Они ждут. На часах Майлы тикает секундная стрелка. У Исайи дергаются пальцы. Уэс с дрожью выдыхает. Огаст не может отвести взгляд от лица Нико, от его губ, от ресниц, подрагивающих и отбрасывающих тень на его щеки. Минуты протекают в молчании.
Возможно, все это ей кажется – возможно, это страх, неопределенность, вся эта атмосфера, заползающая ей под кожу, – но она может поклясться, что чувствует это. Что-то холодное, касающееся ее затылка. Хриплый шепот в скрипе старого здания. В воздухе повисло напряжение, как будто кто-то по соседству уронил тостер в ванну, словно скачок напряжения прямо перед тем, как погаснет освещение. Огонь на свечках наклоняется в одну сторону, но Огаст не знает, из-за чего это: из-за ее резкого вдоха или того, чего она не видит.
– Хм, – резко хрипит Нико, поджимая губы. У Майлы белеют костяшки, когда она сильнее сжимает руку Нико, и Огаст мельком задумывается, сколько раз она это делала: удерживала Нико на этой стороне, пока он водит пальцами по той.
Нико бормочет себе под нос, нахмурив брови, и каким-то образом воздух успокаивается. Что-то, что было развернуто, заправляется обратно и завязывается. У Огаст начинает звенеть в ушах.
Нико открывает глаза.
– Черт возьми, да, ее там нет, – говорит он, разрушая всю атмосферу, и Уэс облегченно оседает. Нико смотрит на Огаст извиняющимся взглядом. – Она не призрак, Огаст. Она не мертва.
– Ты уверен? – спрашивает Огаст. – Прям абсолютно уверен?
– Духовные покровители говорят мне, что неправильно набран номер, так что… – отвечает он, пожимая плечами.
Он проводит их через заключительную молитву, вежливо благодарит духов и обещает вскоре связаться с ними еще раз, как будто это его бабушка и дедушка, которым он звонит по праздникам, – что, как понимает Огаст, может быть правдой. Он задувает свечи и начинает собирать травы. Остальные поднимаются, заправляя рубашки, опуская рукава. Как будто ничего не произошло.
Огаст сидит, застыв на месте.
– Что это значит? – спрашивает она Нико. – Если она не призрак. Если она не мертва и не жива, то кто она такая?
Нико бросает кристаллы в миску с солью и поворачивается обратно к ней.
– Если честно, не знаю. Я никогда раньше ничего подобного не видел.
Может, есть еще зацепки, что-то, что она пропустила. Может, ей надо еще раз пройтись по всей информации, которая у нее есть. Может, у нее получится взломать записи о сотрудниках в «Билли». Может…
Черт. Она рассуждает, как ее мать.
– Ладно, – говорит Огаст, вставая и отряхивая джинсы. За секунды она оказывается на другом конце магазина, увернувшись от стола с маятниками и картами таро, сдергивает свою куртку со спинки стула. Она тычет пальцем в Нико.
– Ты. Пошли.
* * *
Когда открываются двери поезда, несколько ужасных секунд Огаст смотрит на Нико и задается вопросом, выставит ли она себя сейчас идиоткой.
Сейчас середина ночи. А вдруг Джейн не в поезде? А вдруг ее никогда в нем не было? А вдруг она галлюцинация одиночества, вызванная недостатком сна и столькими годами без секса? Или еще хуже – вдруг она какая-то милая, обычная, ничего не подозревающая девушка, просто старающаяся ездить по своему маршруту без преследований со стороны психов, которые считают ее сексуальным полтергейстом?
Но Джейн там. На пустой скамье, с книгой, такая же настоящая, как и трещины на стенах туннеля.
Джейн там, и мир рушится.
Скептик в Огаст хочет верить, что этого не может быть. Но Джейн там, в том же поезде, в то же время, опять.
