Джейн поднимает взгляд и говорит:
– Привет, Девушка С Кофе.
– Привет, Девушка Из Метро, – говорит Огаст, хватаясь за поручень и вытягиваясь во все свои метр шестьдесят три. Джейн все равно выше. – Что слушаешь?
Она отодвигает один наушник.
– Sex Pistols.
Огаст издает смешок.
– Ты вообще слушаешь что-то, выпущенное позже 1975-го?
Джейн тоже смеется, и вот опять – в груди у Огаст появляется отчаянная и приторная надежда. Это отвратительно. Это непривычно. Огаст хочет изучить это под микроскопом, но при этом больше никогда не думать об этом до конца своей идиотской жизни.
– Зачем? – спрашивает Джейн.
– Ну, ты упускаешь Joy Division, – говорит Огаст, вспоминания тезисы, которые она записала после лекции Майлы про панк. – Хотя они многим обязаны Clash.
Она поднимает бровь.
– Joy Division?
– Да, я знаю, технически они пост-панк и все такое, но все же. Сама понимаешь.
– Мне кажется, я про них не слышала. Это новая группа?
Джейн прикалывается над ней. Огаст, стараясь быть спокойной, отвечает саркастичным голосом:
– Да, совсем молодая. Я запишу тебе кассету.
– Можно и так, – говорит Джейн. – Или, может быть, если ты будешь хорошо себя вести, я покажу тебе свою коллекцию.
Меняется свет, когда они въезжают в туннель, и поезд дергается. Огаст, которая подсознательно наклонялась к Джейн, как одно из самых отчаянных растений Нико, тянущихся к солнцу, теряет равновесие и валится прямо ей на грудь.
Джейн легко ее ловит, укладывая одну ладонь Огаст на плечо, а другую – на талию, и Огаст не может сдержать резкий выдох от ее прикосновения. Звук теряется в трении поезда о пути, когда он с дрожью останавливается.
Лампы гаснут.
Слышатся тихое ворчание, несколько ругательств от группы парней.
– Черт, – говорит Огаст в темноту. Она чувствует, как ладонь Джейн обжигает ее талию.
– Стой спокойно, – говорит Джейн, и она так близко, что Огаст чувствует, как ее дыхание взъерошивает волосы Огаст в темноте. Она пахнет кожей и сахаром. Ее ладонь скользит от талии Огаст до поясницы, крепкая, удерживающая ее на месте. – Я рядом.
Физически Огаст не реагирует, но эмоционально она вся горит.
– Аварийное освещение включится… – уверенно говорит Джейн. – Сейчас.
Аварийные лампы мигают, заливая весь вагон тошнотворным желтым светом, и Огаст моргает от того, что Джейн совсем близко, на расстоянии дыхания от ее лица. Она чувствует мягкие выступы бедренных костей Джейн, видит коротко стриженные волосы на задней стороне шеи и веселье, дергающее уголок ее губ.
Огаст никогда в жизни так сильно не хотела, чтобы ее поцеловали.
По внутренней связи тридцать неразборчивых секунд хрипит искаженный голос.
– Кто-то что-то понял? – говорит парень в деловом костюме.
– Задержка по причине неполадок с электричеством, – говорит Джейн. Ее ладонь все еще остается на пояснице Огаст. – На неопределенный срок.
Звучит всеобщий стон. Джейн сочувственно улыбается.
– Ты знаешь язык метрополитена? – говорит Огаст.
– Я езжу на этом поезде с охренеть каких давних времен, – говорит Джейн. Она убирает свою руку, проходит к пустому сиденью и плюхается на него. Она смотрит на Огаст и кивает на место рядом. – Можешь располагаться с удобством.
Вот так вот. Они застряли вдвоем в поезде, полном незнакомцев.
Огаст подходит шаркающей походкой и занимает место, и Джейн вальяжно устраивает руку на спинку сиденья за плечами Огаст. Она обладает умением передвигаться так, будто ей принадлежит каждое место, в котором она оказывается, как будто ей ни разу не говорили, что она чего-то не сможет. У нее хорошо это получается, потому что ей наверняка говорили про то, что она не сможет, – кучу раз – но ей все равно.
Косой взгляд: Джейн в профиль, подбородок поднят к аварийному свету. Ее нос закруглен на кончике, подставлен для поцелуев. Огаст нельзя продолжать думать о поцелуях, если она хочет выбраться отсюда живой.
– Ты никогда не говорила, откуда ты, – говорит Джейн в потолок. Ее голова все еще запрокинута, как будто она загорает в темноте.
– Родом из Нового Орлеана, – отвечает ей Огаст. – Ну, совсем рядом с ним. А ты?
– Новый Орлеан, да? – говорит Джейн. Она наконец-то опускает взгляд, и, когда она его переводит, Огаст забывает, что задала вопрос. И что такое вопросы вообще. И как происходит весь процесс разговора. – Что тебя сюда привело?
– Учеба, – говорит Огаст. Освещение и так не особо выгодное, поэтому оно никак не помогает той красноте, которой она покрывается от внимательных взглядов девушек в кожаных куртках. – Я перевелась. Я попробовала несколько колледжей в разных городах, но так и не влюбилась ни в один из них.
– Ты надеешься, что влюбишься здесь?
– Гм…
– Слушай, может, так и будет, – говорит Джейн, и, видит бог, она подмигивает. Огаст купит себе рекламу в «Таймс» на всю страницу, чтобы об этом прокричать. Город должен знать.
– Может быть.
Джейн смеется.
– Как «Билли»?
– Нормально. Я начинаю осваиваться. Я их немного развела со своими рекомендациями, поэтому мне пришлось притворяться, пока я не разобралась, что делать.
Она вскидывает брови.
– Не думала, что ты мошенница.
– Ну, – говорит Огаст. – Может быть, ты меня недооцениваешь.
Это вызывает у нее удивленный смешок из глубин груди. Джейн толкает ее в плечо и наклоняется настолько близко, что складки ее кожаного рукава касаются руки Огаст.
– Итак, как думаешь, какая у них история?
Она указывает подбородком в сторону по-деловому выглядящей пары через несколько мест от них. Он – в идеально сидящем костюме, она – в темно-синем платье с классическими туфлями, заостренными на носках, и он смеется над тем, что она ему рассказывает.
– У тех двоих? – Огаст изучает их. – Ну, я раньше никогда их не видела, поэтому, возможно, обычно они не ездят на этом поезде. У них обоих обручальные кольца, а их сумки у нее под ногами, поэтому предположу, что они женаты. Они едут вместе, поэтому, возможно, работают в одном месте. Может, они там и познакомились. – Она щурится сквозь тусклый свет. – А манжеты на его рубашке влажные – кто-то забыл вчера положить постиранное в сушилку. Поэтому они едут не на своем обычном поезде: они опаздывают.
Джейн тихо присвистывает.
– Черт. Это было… подробно.
Огаст ежится. Она сделала это – эту дурацкую детективную штуку – даже не осознавая.
