— Ты пойдешь в душ? — проник в его сон голос
Катаржины.
Старыгин нехотя поднялся с кровати.
— И вытащи все из карманов, я отдам куртку в
чистку! — недовольно сказала она. — Просто удивительно, до какой
степени вы, мужчины, умудряетесь запачкать вещи! Где ты в ней валялся?
Старыгин вспомнил, что действительно он валялся в этой
куртке на каменном полу в подземельях Клементинума, так что на куртке скопилась
пыль веков. Он обшарил карманы и вытряхнул на постель мелкие деньги, шариковую
ручку, пачку бумажных носовых платков, а также клочок желтоватой выцветшей
бумаги. Бумажка была, по-видимому, оторвана от большого листа, причем лист был
когда-то прочный и хорошего качества, сейчас же клочок выглядел старым и мятым,
однако на нем все еще можно было разглядеть надпись. Старыгин разгладил его на
столе и прочитал вслух:
— «Bruciamento della vanita»…
— Что это? — удивилась Катаржина. — Откуда
это у тебя?
И Старыгин вспомнил, как он боролся с убийцей в темноте и
сырости подвала, как тот, убегая, придерживал под плащом какой-то рулон из
плотной бумаги, как Старыгин выхватил у него рулон, и как они потом топтали его
ногами в драке.
— Это была гравюра! — сообразил он. — Убийца
уносил оттуда какую-то гравюру, очевидно затем, чтобы я ее не увидел… Пан
Войтынский пытался показать мне эту гравюру, но потом, чтобы навести меня на
мысль о Флоренции, у него остались только часы с гербом Медичи. Но что же это
значит?
— «Bruciamento della vanita», — повторила
Катаржина.
— «Сожжение сует»… — перевел Старыгин с итальянского на
русский.
Они поглядели друг на друга и сказали хором:
— Савонарола!
Действительно, имя монаха Джироламо Савонаролы навеки
связано с Флоренцией.
Пятнадцатый век, жизнь богатого города сложна и беспокойна.
С одной стороны — блистательный двор Медичи, вокруг которого группируются
философы, поэты, художники и музыканты. С другой — два враждующих религиозных
ордена — доминиканский и францисканский, которые борются за власть над душами
(а заодно и кошельками) флорентийцев. Центром доминиканцев становится монастырь
Сан-Марко, где долгое время жил и работал замечательный мастер фра Беато
Анджелико.
Джироламо Савонарола тоже был монахом-доминиканцем. А стало
быть, проповедником. В своих проповедях он смело критикует правителей города,
уличая их в распущенности, в поощрении пороков и безверия, напоминает
слушателям о Страшном Суде, обвиняет в отходе от Бога. Его проповеди становятся
необычайно популярны среди горожан, аскетический монах с горящими глазами
собирает толпы слушателей, у него появляется множество последователей, и когда
Медичи вынуждены были бежать, поскольку в город вступают войска французского
короля, Савонарола воспользовался благоприятным случаем и стал устанавливать
свои порядки.
Прежде всего, он придумывает «полицию из детей». Дети
убегают от родителей и становятся обличителями суетного, безнравственного
образа жизни. Им Савонарола доверяет определять, является ли данное
произведение искусства моральным или греховным. Маленькие негодники молотками
разбивают бесценные античные статуи, рвут на куски пергаменты и старинные
книги, ломают ценные инструменты. Савонарола не устает обличать «предметы
суеты» — картины, где изображены мадонны с обнаженной грудью, либо женщины в
дорогих красивых одеждах, усыпанных драгоценностями.
На главной площади города — площади Сеньории — разжигают
огромный костер, куда дети-инквизиторы, а также множество взрослых
последователей Савонаролы тащат всевозможные «предметы суеты и анафемы».
В костре горят карнавальные костюмы и маски, вольнодумные
книги, ноты, мандолины и лютни, а также шахматы и карты, и множество предметов,
с помощью которых легкомысленные женщины украшают себя в угоду бесу. И еще
картины, бесценные произведения художников Возрождения.
Религиозное безумие охватывает практически весь город. Даже
великий художник Сандро Боттичелли собственноручно приносит на площадь и
бросает в «костер суеты» свои собственные бесценные творения.
— Сожжение сует… — повторила Катаржина, знаешь ли ты,
что в университете я писала курсовую работу из истории Флоренции и прочитала
кучу материалов? Некоторые историки полагают, что Савонарола был величайшим
человеком своего времени. Он хотел создать идеальное общество, где все любили
бы только Бога…
— Фанатик и мракобес! — сердито ответил
Старыгин. — Сколько бесценных произведений искусства пропало из-за его
проповедей!
— Так или иначе, его все же отлучили от церкви и сожгли
на костре, а стало быть, он мученик, заметила Катаржина, — но мы
отвлеклись. Собирайся, мы идем в монастырь Сан-Марко!
Старыгин ушел в душ, Катаржина еще что-то говорила, правда,
негромко: сквозь шум льющейся воды едва был слышен ее голос.
— Кто-нибудь приходил? — спросил он, выходя из
душа и причесывая мокрые волосы.
— Я говорила по телефону…
— С кем? — спросил Старыгин, потому что внезапно
ему захотелось узнать что-то о ней.
— Какая разница! — раздраженно отмахнулась она, но
тут же, очевидно, почувствовав его настроение, повернулась и ответила мягко:
— Муж звонил из Мюнхена.
— У тебя есть муж? — изумлению Старыгина не было
предела. Менее всего к доктору Катаржине Абст подходило определение «замужняя
женщина».
— Да, а отчего это тебя так удивляет? — она
нахмурила тонкие темные брови.
Старыгин промолчал и отвернулся.
— Не думала, что тебя так волнуют вопросы
морали, — протянула Катаржина, — успокойся, муж бывший. Уже некоторое
время мы с ним в разводе.
— Извини, — Старыгин погладил ее по руке, я не
должен был спрашивать.
Про себя он подумал, что, в общем, его нисколечко не
волнует, замужем она или нет, есть ли у нее дети, он просто хочет знать про нее
хоть какие-то подробности. Пока что рядом с ним находится женщина-загадка.
«Может быть, так и лучше? — спросил он
себя. —Вовсе незачем обязательно докапываться до самой сути… Тем более что
она явно этого не хочет».
* * *
Миновав прекрасную площадь Сантиссима Аннунциата, с трех
сторон охваченную легкими открытыми галереями, спутники подошли к пышному
резному порталу монастыря Сан-Марко.
Массивная деревянная дверь была полуоткрыта.
Старыгин толкнул ее и вошел в прохладный полутемный холл
монастыря.
— Музей скоро закрывается! — сообщил посетителям
толстенький краснощекий человечек со сложенными на животе руками. — Мы
открыты для посетителей только до двух часов!
Все остальное время принадлежало монахам, Старыгин знал, что
монастырь действующий.
