— Да нет, я в порядке, — отозвался Старыгин и
вкратце рассказал о том, в каком положении обнаружил он пана Войтынского.
— Так вот, я сначала не понял, что изображено на
старинных часах, до которых Войтынский пытался дотянуться. Весы, монах,
склонившийся над больным.., травы.., и наконец разноцветные шары! А теперь все
встало на свои места! Весы это главный инструмент аптекаря, лечебные травы —
здесь все понятно, именно травами всегда пользовались целители, а шары с
глубокой старины были символом аптекарей, шары помещали в окна аптек и вешали
над их входом. И те же шары были в гербе семейства флорентийских правителей
Медичи. Именно потому, что Медичи по-итальянски — это и значит медики, лекари,
и предки правителей когда-то держали аптеку.., так что эти часы наверняка
принадлежали когда-то герцогам из семейства Медичи!
— Медичи! — как эхо, повторила Катаржина, и на ее
лице появилось какое-то странное выражение. — Ведь история семейства
Медичи на несколько столетий стала историей Флоренции. Восхождение рода
началось с Козимо Медичи, банкира, который за тридцать пять лет сумел подмять
под себя все банки и стал некоронованным правителем Флоренции. И вы хотите сказать,
что те часы принадлежали Медичи?
— Да, герцогам Медичи! — повторил
Старыгин. —Поскольку над шарами была герцогская корона, украшенная
виноградными листьями. И именно на это хотел перед смертью указать Войтынский.
То есть он считал это чрезвычайно важным…
— А «Ночной дозор» перед Прагой побывал во Флоренции, в
музее Уффици! — подхватила Катаржина. — Так что именно туда уходит
след! Нам нужно ехать в Италию!
— Вряд ли это получится, — Старыгин
помрачнел. — Вы же сами сказали, что меня разыскивают! Надо мной висит
подозрение в убийстве, а теперь, возможно, и в двух!
— Тем более, вам нужно покинуть Чехию, — не
уступала Катаржина. — И чем скорее, тем лучше!
— Меня задержат в аэропорту, при проверке документов!
— Значит, не нужно пользоваться самолетом! Поедем на
машине, это проще всего!
— Вы хотите сказать, что на дороге документы проверяют
не так тщательно?
— Да их, можно сказать, вовсе не проверяют.
Единственное место, где могут попросить паспорт — это на границе Чехии с
Австрией, а австрийско-итальянскую границу можно проехать почти не снижая
скорости! Это же Евросоюз, можно сказать, одна страна!
За разговором они миновали пригороды Праги, и вдоль дороги
потянулись ухоженные поля, расчерченные на геометрически ровные прямоугольники.
Вдали, на горизонте, промелькнула невысокая гора, увенчанная хорошо
сохранившимся замком с зубчатыми башнями, словно срисованным с детской книжки
про спящую красавицу. Затем за окном машины пролетели аккуратные домики
небольшой деревни, кирпичное здание пивоварни с высокой трубой, нарядные
палисадники. Справа появилось белое двухэтажное здание придорожного
ресторанчика или, скорее, трактира — яркие резные ставни, кружевные занавески в
окнах, реклама местного пива над входом.
— Пожалуй, надо поесть и отдохнуть, — проговорила
Катаржина, сворачивая на подъездную дорожку.
В зале было почти пусто, только пара краснолицых толстых
немцев за угловым столом поглощала пиво и громко обсуждала достоинства чешских
женщин. Одна из этих самых женщин, рослая голубоглазая блондинка в клетчатом платье
и крахмальном переднике, подошла к посетителям и предложила им меню.
— Что вы предпочитаете? — спросила Катаржина.
— Только не кнедлики! — усмехнулся Старыгин,
вспомнив комочки клейкого теста, которые ему подавали в самолете.
— Зря! — Катаржина покачала головой. — Как
раз кнедлики здесь неплохо готовят!
— Лучше какую-нибудь рыбу.
— Могу предложить пану карпа, запеченного в
шпике, — проговорила официантка.
Карп действительно оказался очень хорош, ароматная корочка
буквально таяла во рту. Катаржине принесли большую круглую котлету с молодым
картофелем и отдельно — что-то красное.
— Это наш местный сыр, называется «Хермлин», —
пояснила она, — он очень хорош жареный с брусничным вареньем.
Старыгин только пожал плечами. Он так устал и измучился, что
совершенно не интересовался изысками чешской кухни. Он отказался от пива, и
Катаржина попросила принести белого вина.
— Вам надо расслабиться, — сказала она, притушив
голос до мягкости. — То, что с вами происходит, кого угодно может выбить из
колеи…
Он поглядел в темные глаза и подумал с благодарностью, что
первое его впечатление об этой женщине было не правильным. Несмотря на резкий
голос и внешнюю угловатость, пани Катаржине не чужда некоторая мягкость и
заботливость, как и всякой женщине. За редким исключением, конечно.
Старыгин слегка опьянел от сытной еды и от вина, окружающие
звуки стали как-то глуше, впрочем в ресторане было тихо и пустынно, немцы
уехали на своем «Мерседесе».
Завершив обед чашкой крепкого кофе, Катаржина подозвала
официантку и спросила, нет ли при ресторане комнат.
— Мы хотели бы отдохнуть, нам сегодня еще долго ехать…
Старыгин удивленно взглянул на спутницу, но ничего не
сказал.
— Одна свободная комната есть, — сообщила
официантка с двусмысленной ускользающей улыбкой, и через минуту принесла ключ.
Не слишком твердо ступая по шатким ступеням, Старыгин
поднялся вслед за Катаржиной по лестнице, захлопнул дверь маленькой уютной
комнаты, большую часть которой занимала огромная кровать, повернулся к своей
попутчице…
Дальнейшее было для него полной неожиданностью.
Доктор Катаржина Абст притянула его к себе и впилась в его
губы долгим жадным поцелуем. Обняв его левой рукой, правой она повернула ключ в
замке. Старыгин выронил дорожную сумку, неуверенно покосился на дверь, за которой
раздавались удаляющиеся шаги официантки, и обнял Катаржину. Она торопливо
расстегивала его куртку, гладила горячими руками шею, запустила пальцы в
волосы, затем мелкими острыми зубами прихватила ухо…
Старыгин забыл обо всем на свете, подхватил Катаржину и
понес к кровати. Отдельные детали одежды разлетались по комнате, как осенние
листья в бурю.
Действительно, все происходящее напоминало бурю своей
стремительностью, неожиданностью и бешеным темпом. Катаржина жадно и
безжалостно набрасывалась на любовника, впивалась в его тело горячими
неутолимыми поцелуями, раздирала его кожу острыми ногтями. Во всем этом было
больше боли и борьбы, чем любви и наслаждения.
И, как всякая буря, это быстро кончилось.
Они лежали рядом, потные и изможденные, как выброшенные волнами
на берег жертвы кораблекрушения, и темные короткие волосы Катаржины щекотали
шею Старыгина.
Тут он несколько пришел в себя и с удивлением подумал, что
же все это значит.
До сих пор он не замечал в своей спутнице ни малейшего
проявления женского интереса, да и она, признаться, была не в его вкусе —
угловатая, резкая, насмешливая… Дмитрий Алексеевич предпочитал женщин мягких,
нежных, романтичных.
