— Пусть пан не сомневается — меня так заинтересовало
это изображение, что я сам очень хочу посетить Клементинум!
Катаржина, которая молча наблюдала за разговором, сказала,
что не сможет присоединиться к мужчинам, поскольку у нее имеется неотложное
дело, и договорилась встретиться с Дмитрием Алексеевичем ближе к вечеру в
небольшом ресторанчике «У золотого карпа» на Малой Стране, неподалеку от его
отеля.
Через четверть часа Старыгин со своим новым знакомым подошли
к пышному барочному фасаду бывшей иезуитской коллегии.
— Чтобы выстроить эту коллегию, в шестнадцатом столетии
снесли целый район, застроенный жилыми зданиями, костелами и садами, сообщил
Штольц, который добровольно взял на себя роль экскурсовода. — Вы видите на
этом фасаде великолепно выполненные бюсты римских императоров…
— Императоров! — повторил за ним
Старыгин. —Все один к одному! Мы идем по верному следу!
Они миновали пышный портал, прошли через внутренний двор,
вошли в одну из дверей. Штольц поздоровался со служительницей библиотеки и
сказал ей, что они с русским коллегой ищут пана Войтынского.
— Пан Мирослав у себя в отделе, изучает новые
поступления. Вы знаете дорогу?
— Конечно, — Штольц кивнул и направился по
длинному коридору, стены которого украшали многочисленные фрески.
Миновав несколько залов, украшенных старинными росписями и
заставленных стеллажами с тысячами средневековых фолиантов, спутники подошли к
высоким резным дверям. Возле этих дверей сидела за небольшим инкрустированным
столиком скромно одетая женщина средних лет, внимательно изучавшая старинную
гравюру.
Она чем-то неуловимо напоминала эрмитажную знакомую
Старыгина — Татьяну из кабинета редких рукописей. Видимо, на нее тоже наложила
свой отпечаток многолетняя работа с пыльными старинными книгами.
— Пан Мирослав здесь? — осведомился Штольц, приветливо
поздоровавшись.
— Да, он не выходил, — женщина подняла на
посетителя большие красивые глаза и проговорила:
— Взгляните, пан Штольц, вас наверняка заинтересует эта
гравюра…
Фотограф склонился к столу и заахал:
— Какая редкость! Где вы такое нашли? Никогда не видел
ничего подобного!
Спохватившись, он повернулся к Старыгину и сказал:
— Подождите несколько минут, я сейчас освобожусь!
— Не волнуйтесь, пан Штольц! Занимайтесь своим
делом! — Старыгин огляделся по сторонам, но потом не выдержал и толкнул дверь
Математического кабинета.
За этой дверью находился огромный зал, как и все прочие,
украшенный пышной лепкой и потолочными росписями.
Однако в первый момент не это поразило Старыгина.
Ему показалось, что помещение, в которое он вошел, наполнено
бесчисленным количеством невидимых насекомых, сверчков или цикад. Во всяком
случае, со всех сторон доносился разноголосый стрекот.
Прислушавшись, Дмитрий Алексеевич понял, что это — не
стрекот живых созданий, а неумолчное тиканье многочисленных механизмов, созданных
человеческими руками.
Зал был полон десятками старинных часов.
Часы стояли на разнообразных изящных столиках с ножками в
форме звериных лап и маленьких фавнов, на резных консолях и мраморных подставках.
Это были часы в футлярах из бронзы и драгоценных пород дерева, из перламутра и
слоновой кости, большие и совсем миниатюрные, часы в форме башен и колесниц…
Еще здесь были десятки старинных глобусов, также выполненных
из различных драгоценных материалов, на резных подставках и самого разного
размера.
И почти сразу Старыгин узнал тот глобус, который был
изображен на его карте. Глобус, который держал в левой руке Император.
Это был довольно небольшой глобус удивительно тонкой работы,
выполненный из слоновой кости и палисандра. Моря и реки были сделаны из цветной
эмали, а города — из ценных камней.
Старыгин подошел к этому глобусу, и только тогда понял, что
не видит того человека, ради которого пришел в Клементинум.
— Пан Мирослав! — окликнул он, еще раз оглядев
зал. — Пан Мирослав Войтынский!
Ответа не последовало, и в зале по-прежнему не было слышно
ничего, кроме ровного, многоголосого тиканья часов.
Старыгин удивленно подумал, что хранитель легкомысленно
оставил свои сокровища без присмотра, а сам, должно быть, ушел через дверь в
глубине зала.
Направившись в ту сторону, Дмитрий Алексеевич обогнул
огромный глобус в человеческий рост, установленный на резной палисандровой
подставке.., и застыл на месте.
На узорном паркете позади глобуса, широко раскинув руки,
лежал человек.
Это, несомненно, был тот, с кем Старыгин хотел встретиться —
пан Мирослав Войтынский. И сейчас Старыгин убедился, что сотрудник библиотеки
действительно как брат-близнец похож на голландца семнадцатого века — командира
отряда амстердамских стрелков капитана Франса Баннинга Кока.
То же бесцветное лицо, та же тонкая кожа, свойственная
рыжеволосым, те же блеклые глаза, та же маленькая рыжеватая бородка.
И теперь сходство еще усилилось, поскольку, как и
амстердамский капитан, давно нашедший упокоение в семейном склепе, пан Мирослав
Войтынский был, несомненно, мертв.
Потому что глаза живых людей не смотрят перед собой с такой
отрешенностью от всего земного, с таким великолепным равнодушием к окружающему.
И еще потому, что вокруг головы пана Войтынского по
драгоценному паркету зала растекалось огромное пятно крови.
Старыгин попятился, в ужасе глядя на мертвого человека.
Что происходит вокруг него?
Один за другим погибают люди, так или иначе связанные с
поисками пропавшей картины. И погибают они едва ли не на глазах у Дмитрия
Алексеевича, как будто кто-то не хочет допустить их встречи. Сначала человек,
сорвавшийся ночью с крутой лестницы на Малой Стране.., это еще можно было
посчитать за несчастный случай, но за ним последовал повешенный на Чертовке..,
и теперь, наконец, этот человек, двойник капитана…
Старыгин снова посмотрел на мертвого человека.
Он действительно был удивительно похож на капитана Баннинга
Кока. И как капитан на картине Рембрандта протянул вперед правую руку,
показывая на что-то своему помощнику, молодому лейтенанту, так и его мертвый
двойник вытянул правую руку, словно пытался до чего-то дотянуться или привлечь
к чему-то внимание…
Дмитрий Алексеевич проследил за направлением его руки.
Ему пришлось пригнуться, поскольку справа от мертвеца стоял
резной столик с часами. И там, под столиком, он увидел еще одни часы,
сброшенные на пол или случайно упавшие со стола. Именно на них указывала
мертвая рука, словно пан Войтынский в самый миг своей смерти настойчиво
привлекал внимание к этим часам…
