Спутники прошли по деревянным мосткам и перебрались в одну
из свободных лодок. Лодочник, молодой парень с густыми рыжими волосами,
оживился, отвязал канат и оттолкнулся от причала концом весла. Повернувшись к
пассажирам, он спросил, на каком языке они хотят прослушать рассказ о речке
Чертовке.
Старыгин поблагодарил и отказался, но парень тем не менее,
ловко управляясь с веслами, принялся тараторить по-английски о том, сколько
мельниц прежде приводила в движение эта маленькая речушка.
Тут, кстати, справа по ходу лодки показалась последняя
сохранившаяся водяная мельница с огромным неподвижным колесом. Старыгин
повернулся к ней и хотел задать лодочнику какой-то вопрос, но вдруг он увидел
на мостках возле мельничного колеса маленький пестрый сверток.
Приглядевшись, он рассмотрел такую же самодельную куколку,
как та, которую нашел на кладбище.
— Пришвартуйтесь! — потребовал он у лодочника.
— Пан, никак не можно, то нехорошее место… — начал тот,
но, увидев в руке пассажира крупную купюру, пожал плечами и направил лодку к
мосткам.
Едва край лодки ткнулся в деревянный настил, Старыгин
перепрыгнул на берег и подал руку Катаржине. Она пыталась перепрыгнуть, но
длинная юбка зацепилась за скамью, раздался треск, Катаржина вскрикнула.
Лодочник что-то неодобрительно пробормотал и поспешно отгреб
подальше от мельницы. Старыгин, не оглядываясь, устремился к кукле. Катаржина
не стала задавать ему никаких вопросов, она удалилась в сторонку, чтобы без
помех рассмотреть повреждения на юбке.
Подобрав самодельную куклу и убедившись, что она ничем не
отличается от первой, Старыгин огляделся по сторонам.
Вокруг было тихо и безлюдно. Лодка с рыжим гребцом скрылась
за поворотом речки. Огромное водяное колесо было неподвижно, причем по тому,
как его покрывал зеленоватый мох, было ясно, что оно неподвижно уже многие
годы. Позади него в аккуратно побеленной стене дома была маленькая темная
дверка. Поскольку никакого другого выхода с мостков не наблюдалось, Старыгин
шагнул к этой дверке и громко постучал в нее кулаком.
На его стук никто не отозвался. Дмитрий Алексеевич повторил
попытку, и вдруг дверь со зловещим скрипом отворилась.
Из-за нее пахнуло сыростью и застоявшимся, горьковатым
запахом прелого зерна.
— Эй, есть здесь кто-нибудь? — крикнул Старыгин,
пригнувшись и заглянув внутрь дома.
Никто не отозвался, но в темноте мелькнула какая-то едва
различимая тень.
— Постойте, я хочу с вами поговорить! — с этими
словами он шагнул за порог.
В ту же секунду в его голове разорвалась бомба.
По крайней мере, так показалось Старыгину в первый момент.
В следующий миг он осознал, что барахтается в ледяной воде,
а на него медленно надвигается какая-то темная громада.
Собрав в кулак всю свою волю, он нырнул, чтобы избежать
столкновения с этой темной массой, проплыл под водой, вынырнул, поднял голову
над водой и глотнул воздуха. В голове немного прояснилось, и он понял, что
находится в мельничной протоке, а деревянное колесо, непостижимым образом
пришедшее в движение, вот-вот снова затянет его под воду.
Старыгин снова ушел в глубину. Все его тело налилось свинцовой
тяжестью, легкие разрывались от боли, в глазах постепенно темнело. Однако он
сделал над собой еще одно немыслимое усилие и снова вынырнул на поверхность.
На краю протоки, свесившись над водой, полулежала Катаржина
и пыталась дотянуться до Старыгина, подать ему руку. А прямо за ее спиной стоял
коренастый мужчина средних лет с огромной палкой в руках. Он занес свою дубину
над головой девушки. Еще секунда — и он оглушит Катаржину и сбросит в воду, как
сбросил Старыгина…
Дмитрий Алексеевич попытался крикнуть, чтобы предупредить
Катаржину о грозящей ей опасности, но дыхания не хватило, и вместо крика он
сумел издать только едва слышный хрип.
Но дубина не опустилась на голову пани.
Она опустилась на воду возле Старыгина, и подозрительный
мужчина выкрикнул:
— Держитесь, пан!
Старыгин что было сил уцепился за палку, и через несколько
секунд Катаржина и незнакомец совместными усилиями вытащили его на деревянный
настил.
— Как же пан был так неосторожен! — причитал над
спасенным человек, оказавшийся жителем дома при мельнице. — Пан, должно
быть, поскользнулся, мостки такие скользкие.., не понимаю только, почему колесо
закрутилось! Оно застопорено уже много лет…
Старыгин хотел рассказать о мелькнувшей в глубине помещения
тени, и о том, что кто-то ударил его по голове и столкнул в воду.., но тут же
передумал. Вряд ли его рассказ будет принят с доверием. Больше того, он
перехватил испуганный взгляд Катаржины и сделал ей знак на всякий случай
помалкивать.
Спаситель подал Старыгину фляжку с крепкой и душистой
беккеровской настойкой и не хотел его отпускать, предлагая немедленно вызвать
врача.
Старыгин заверил его, что не нуждается во врачебной помощи,
и попросил только разрешения просушить свою одежду.
Хозяин, которого звали Лойза, проводил спутников в
просторную комнату с большим камином.
— Ну что вы стоите, раздевайтесь! — Катаржина
поворошила поленья в камине. — Вода в апреле холодная, простудитесь…
Она сама расстегнула ему пуговки на, рубашке и провела рукой
по груди.
— Я так испугалась… Вы могли погибнуть…
— Меня кто-то ударил по голове, — начал Старыгин.
— Да нет, — она помогла ему снять рубашку, вы
поскользнулись и упали в воду, я закричала, слава богу, прибежал этот Лойза…
— Но шишка…
— Да где там шишка… — она потрогала его затылок, для
этого пришлось прижаться к нему, хотя да. Верно вы ударились под водой о
мельничное колесо… До свадьбы заживет…
И в этот момент Старыгин громко клацнул зубами.
— Слушайте, может быть, вы все-таки отвернетесь? —
взмолился он. — Сами же говорили, что вода ледяная…
Глаза ее вспыхнули, но Старыгин не обратил внимания — он
пытался развязать мокрые шнурки на ботинках.
Хозяин принес ему не слишком чистое шерстяное одеяло,
извинившись, что больше ничего нет. Старыгин был рад и этому. Катаржина вышла
из комнаты, кажется, слегка на него обидевшись, Старыгин решил пока не брать в
голову ее несомненный интерес к нему — этому не способствовала ледяная ванна.
Устроившись в глубоком кресле перед самым огнем, он
развернул отсыревший листок, на котором записал латинскую фразу с надгробного
камня. Он думал воспользоваться временным бездельем, чтобы поломать голову над
ее смыслом.
Чудом уцелевший листок насквозь промок, и надпись проступила
с обратной стороны листка. Только, само собой разумеется, буквы читались задом
наперед, в зеркальном отражении. При этом некоторые из них были более
отчетливы.
