— А при чем здесь те голландцы, которых вы мне
всучили? — Пшибышевский сцепил пальцы и сжал их так, что костяшки
побелели. — У вас же был заказ на конкретную картину!
— Опять же — бес попутал! — скромно потупившись,
проговорил Васик. — Висели рядом эти две картины.., ну, мы сразу и
подумали о вас. Самый, можно сказать, ваш материал. Просто просились к вам на
доработку. Что же, думаем, добру пропадать?
— Подумали! — передразнил его Павел
Казимирович. — Нечего сказать — подумали! Вот теперь думайте, как отсюда
ноги унести! А я лично с вами больше незнаком! И видеть вас больше не желаю! И
сумку свою поганую немедленно заберите! — он с отвращением пнул матерчатую
сумку, лежащую под столом.
— Осторожно! — вскрикнул Стасик, и бережно
придвинул сумку к себе. — Вы даже не знаете, что здесь лежит!
— И знать не хочу!
Перед входом в кабинку возникла официантка.
— Молодые люди желают сделать заказ? —
осведомилась она.
— Молодые люди уже уходят! — раздраженно ответил
за Васика и Стасика Пшибышевский. —Они вообще зашли сюда совершенно
случайно, ошиблись заведением!
— Очень жаль, — официантка с интересом оглядела
симпатичных мальчиков.
* * *
Катаржина проводила Старыгина до гостиницы, где был
забронирован номер. Это был маленький частный отель на Малой Стране, на левом
берегу Влтавы неподалеку от Карлова моста. Старыгин видел, что она здорово
нервничает. Вот уж не думал, что ее так потрясет известие о подделке «Ночного
дозора»! Но он тут же вспомнил, что перед ним — доктор искусствоведения, и что
женщину эту он сегодня утром увидел первый раз в жизни и возможно составил о
ней неверное впечатление.
Усталость пропала, и он предложил коллеге выпить по коктейлю
в баре гостиницы, но у нее зазвонил мобильник. Пани недолго поговорила, на лице
ее появилось озабоченное выражение, и она поспешно откланялась, не объяснив
причины.
Портье, долговязый белокурый юноша с пухлыми, как у
младенца, губами, узнав имя постояльца, оживился:
— Для пана есть послание!
— Что еще за послание? — Старыгин протянул руку, и
портье достал из-под стойки сложенный вдвое желтоватый листок бумаги.
Развернув этот листок, Дмитрий Алексеевич увидел единственную
запись — косо нацарапанные цифры «22.00».
Что это? Скорее всего, время. На часах в холле было без
четверти девять, то есть до назначенного времени оставалось чуть больше часа.
Но что эта записка должна значить? Что произойдет в 22.00? Появится какой-то
гость? Но Старыгин никого сегодня не ожидал, да и вообще, пока у него в этом
городе было всего двое знакомых…
Он поднялся в номер — небольшой, но очень уютный, из окна
которого открывался замечательный вид на реку. Принял душ, переоделся и
спустился в бар. Пива больше не хотелось, он заказал коктейль — очень много
льда и немножко виски — и уселся в темном углу напротив большого зеркала.
Народу в баре почти не было, только двое американцев пили
пиво у стойки, да за самым дальним столиком женщина разглядывала какой-то
рекламный проспект. Играла тихая музыка, бармен, позевывая, перетирал стаканы.
Старыгин не спеша отхлебывал из бокала, дожидаясь десяти часов, хотя не смог бы
дать вразумительного ответа, для чего он это делает. Наконец часы в холле
пробили десять раз. И ничего не случилось. Никто не появился в баре, никто не
окликнул Старыгина по имени. Женщина в дальнем углу уронила буклет, встала,
отодвинув стул. Ее плавные движения, поворот головы показались Старыгину
знакомыми, но тут взгляд его уперся в зеркало.
В этом зеркале отражалась стойка портье.
Белокурый парень вполголоса разговаривал с невысоким
мужчиной средних лет. Веночек жестких вьющихся волос окружал лысую макушку
незнакомца, тускло отсвечивающую в сиянии матовых плафонов. Недостаток волос
мужчина пытался компенсировать бородкой, которая в общем-то мало ему шла,
поскольку была седоватая и не слишком опрятная. Старыгин машинально потрогал
собственный подбородок, который успел покрыться внушительной щетиной.
Незнакомец оживленно разговаривал с портье, пригнувшись к
стойке, и то и дело поглядывал в сторону бара. Что-то в этом разговоре
насторожило Старыгина. И лицо этого человека… Дмитрий Алексеевич, безусловно,
где-то видел это лицо… Однако он тут же мысленно обругал себя за то, что
поддается первому впечатлению. Человек был ему незнаком, они никогда не
встречались.
Он взглянул на часы. Они показывали пять минут
одиннадцатого.
Дмитрий Алексеевич встал, кивнул бармену и направился к
стойке портье.
Лысого мужчины перед стойкой не было, портье сосредоточенно
просматривал какие-то записи в компьютере. Увидев Старыгина, он улыбнулся и
проговорил:
— Чем я могу помочь пану?
— Здесь сейчас был человек.., это не он оставлял для
меня записку?
— Простите? — парень недоуменно поднял
брови. — Пан ошибается, здесь никого не было…
— Как же так? Но я видел.., лысый мужчина средних
лет.., вы с ним только что разговаривали…
— Пан ошибается! — настойчиво повторил портье.
Старыгин оглянулся, скорее почувствовав, чем заметив
движение в дальнем конце холла. Там мелькнула мужская фигура, и тотчас скрылась
за дверью.
— Вот же он! — выпалил Старыгин и бросился вслед
за незнакомцем.
— Минутку, пан! — поспешно окликнул его портье, но
Старыгин и не подумал остановиться. Вслед за неизвестным он выскочил на
вечернюю улицу.
Темная фигура быстро удалялась.
— Постойте! — крикнул вслед ей
Старыгин. —Остановитесь! Мне нужно спросить…
Собственно, он и сам не знал, что хочет узнать у этого
человека, но сильно подозревал, что его появление может помочь ему как-то
разобраться в путанице событий. В пылу погони он забыл о приличиях, о том, что
фактически преследует совершенно постороннего человека. Кто докажет, что именно
он оставил Старыгину записку? Тем более, все его поведение говорит об обратном.
Незнакомец свернул за угол.
Старыгин прибавил шагу, надеясь догнать его.
Узкие улочки Малой Страны и окружающие их старинные дома
производили в этот час жуткое, фантастическое впечатление. Откуда-то сверху, с
Градчан, сползал туман, тускло подсвеченный редкими, словно неуверенными
фонарями. Казалось, что этот туман населен призраками тех бесчисленных
поколений жителей, которые населяли город на протяжении его тысячелетней
истории.
На улицах не было ни души, все шумные толпы туристов,
снующие здесь днем со своими фотоаппаратами и видеокамерами, разбрелись по
уютным пражским кабачкам и ресторанчикам, и теперь городом владела мертвая
тишина и его подлинные хозяева — призраки прежних жителей.
