Большой ифрит вернулся к королю.
– Я поселился в пустыне этого мира, вдали от джиннов, что ныне живут среди смертных. Там я и оставался, пока меня не призвала эта женщина. – Он зыркнул на обмякшее тело Абигейл. – Она подчинила меня своей воле, оседлала, как зверя! Она обратила моих братьев и сестер в рабство! Заставила рассказать о вас, принудила пробудить вас ото сна!
Лицо короля ифритов побагровело – само солнце гневалось. Позади него остальные восемь Владык недовольно зароптали.
– Вы ифриты! Созданные первыми из чистого огня! Вы предназначены править джиннами! Но вы скрываетесь. Вы позволяете смертной подчинить вас. – Он с отвращением покачал головой. – Это неприемлемо.
– Не нравится мне, как это звучит, – пробурчала Сити. Фатима была с ней согласна.
– Может, нас и призвала смертная, – поднялся король ифритов, – но даже из такого извращения можно извлечь пользу. Девять Владык вернулись, чтобы снова править джиннами. Мы заявляем право на этот мир, и мы поведем вас в грядущей войне, чтобы сделать его нашим. Вы снова познаете славу и вернете честь вашей крови!
Он сделал великодушную паузу, будто ожидая одобрительных возгласов. Но ему ответила лишь напряженная тишина. Не заговорил ни один джинн, многие обменивались тревожными взглядами.
– Я на это не куплюсь! – выкрикнули с крыши. Фатима вздрогнула, осознав, что это Сити. Нубийка выступила вперед, высокая в форме джиннии, но меньше большинства собравшихся. Король ифритов прищурился.
– Ты… не… купишься?
– Что вы снова поведете джиннов к славе или другой чуши, – ответила Сити. – Из того, что я слышала, вы просто поработили джиннов. Заставили сражаться в бесконечных войнах.
– Чтобы доказать, кто достойнее, – громыхнул другой Владыка. – Мы превосходим…
Сити разразилась смехом, прерывая гигантского ифрита.
– Смертные уже играют в эту игру. Как одни люди превосходят других и предназначены ими править. Она в это верит. – Сити указала на Абигейл, которая все еще оставалась без сознания. – Чем вы отличаетесь?
Глаза короля ифритов сузились до щелок.
– Ты сравниваешь нас со смертными? – Он заново ее оглядел. – Полукровка. Твой отец был джинном.
– Предпочитаю считать, что у меня двойная кровь. И джинн, который был моим отцом, вряд ли меня в чем-то превосходил.
– Все же ты связана с джиннами. Пусть ты низшее существо, я позволю тебе разделить нашу славу.
– Как щедро. Но можешь оставить свою славу себе.
– Дерзость, – покачал головой король ифритов. – Когда мы еще правили, подобное неповиновение возвращалось тысячекратной болью. – Он посмотрел на других джиннов. – Мы больше не потерпим дерзости! Мы – владыки джиннов! Первые среди нашего рода! И вы склонитесь! – Округлое навершие его булавы взорвалось огнем, словно он сорвал с небес звезду. Множество джиннов съежились от страха. Один за другим они начали склоняться в поклоне.
Фатима с ужасом наблюдала за происходящим. На крыше и на улицах внизу джинны всех видов и сословий склонялись перед Девятью Владыками – движимые первобытным страхом.
Почти все.
Ее взгляд упал на фигуру у задней части крыши. Джинн с красно-коричневой головой онагра и прямыми завивающимися рогами газели. Король ифритов тоже обратил на него внимание и угрожающе занес булаву:
– Склонись.
– Я решила, что, пожалуй, не буду. – Джинн с головой онагра говорил голосом пожилой женщины. – Слишком я старая, чтобы кланяться. Кости болят. Даже если б могла, тебе я кланяться не буду.
– И снова дерзость. – На бровях короля ифритов заплясал огонь.
– Называй как хочешь, – пожала плечами джинния с головой онагра. – Но мне не нравилось, когда меня поработила она. – Джинния указала кривой клюкой на Абигейл. – И я не хочу, чтобы меня поработил ты. Мне нравится свобода. Зачем менять одни цепи на другие?
– Мы поведем тебя к славе! Ты будешь выше смертных!
– Слава? – усмехнулась пожилая джинния. – Ее мне не хватает? – Она фыркнула, скривив седую морду. – Я живу среди смертных. Они бывают надоедливыми, да. Но и замечательными. Они навещают меня на Ид-аль-Фитр. А я готовлю их детям ид кахк
[97]. О! Дети! Самые восхитительные из смертных!
– Слава… – начал король ифритов.
– Я слышала тебя первые несколько раз, – перебила старая джинния, отмахиваясь клюкой. – Мне не нужна слава. Я просто хочу домой. Мир, который вы хотите создать, состоит из войны и огня. Как по мне, это не похоже на славу. Это похоже на ад.
Лицо короля ифритов застыло. Он посмотрел на большого ифрита:
– Положи конец этой дерзости! Яви им наказание за неповиновение владыкам!
Ифрит на крыше повернулся к непокорной джиннии. Фатима почувствовала, как напряглась Сити, готовясь к бою. Она схватилась за собственный меч – хоть мало что могла сделать против создания из огня в пять раз ее крупнее. Какое-то мгновение джинн смотрел на старушку с головой онагра, а затем его широкие плечи поникли.
– Я не могу, – сказал он. Затем торопливо добавил: – О Великие Владыки.
– Опять дерзость? Даже от тебя? – Глаза короля ифритов расширились.
– О Великий Владыка, – мотнул головой большой ифрит, – вы должны понять, я искал покоя не без причины. Все ифриты, придя в этот мир, искали место, где могли остаться одни. Когда мы вместе, нас охватывает кровавый огонь, побуждая пылать и поджигать все вокруг. Но поодиночке мы можем жить с нашими мыслями. Размышлять о цели своего существования. – Он поднял голову, осмелившись встретиться со свирепым взглядом парящего гиганта. – Это называется философия.
– Фи-ло-со-фия? – поморщился король ифритов.
– Да, – энергично закивал большой ифрит. – Это способ исследовать природу существования и нашего места в нем. Чем больше я думал, тем больше я начинал себя понимать. Осознавать, что создан для большего, чем топить врагов в огне. Я начал читать великие произведения смертных и других джиннов. Именно так я выяснил, что пацифист.
Фатима моргнула. Девять Владык тоже выглядели озадаченными. Они начали переговариваться между собой, пока один не спросил:
– Что это такое? Па-ци-фист?
– Тот, кто не совершает насилия над другими, – объяснил большой ифрит.
– Он поклялся не совершать насилия, – добавил ифрит поменьше женским голосом. – Вот почему то, что сделала с ним смертная, так ужасно.
Большой ифрит опустил голову, и Фатима впервые увидела в его глазах ранее не замеченное чувство – боль. Возможно, даже вину.
– Ты тоже последовательница этой самой фи-ло-со-фии? – с отвращением спросил король.
