Четвертый выстрел прогремел в тоннеле, который я успел покинуть. Теперь, когда рикошет мне уже не грозил, я имел полное право продвигаться вперед на руках и коленях.
Скоро угол подъема увеличился, снова увеличился, так что продвигаться вперед с каждой минутой становилось все труднее. Я злился из-за того, что скорость упала, но и помнил о том, что перенапрягаться тоже нельзя. Все-таки мне уже не двадцать.
Выстрелы продолжали греметь, но теперь, когда моим ягодицам более ничего не угрожало, я перестал их считать. А потом до меня дошло, что Андре перестал стрелять.
На вершине подъема тоннель, по которому я полз, вывел меня в помещение площадью в двенадцать квадратных футов. Осветив его фонарем, я понял, что это один из колодцев сбора ливневых вод.
Вода лилась из трех тоннелей меньшего диаметра, расположенных на потолке. Мусор, который поступал вместе с водой, падал на пол, откуда время от времени его убирали сотрудники, обслуживающие ливневые тоннели.
Три отводных тоннеля, в том числе и тот, по которому я приполз, находились на разной высоте, все значительно выше пола, где собирался мусор. Вода уже вытекала через самый нижний.
Гроза продолжалась, а потому уровень воды медленно, но верно приближался к моему наблюдательному пункту, у входного отверстия второго из трех отводных тоннелей. Мне следовало перебраться к самому высокому и продолжить путешествие уже по нему.
Тянущиеся вдоль всех стен уступы позволяли перебраться на другую сторону камеры, не замочив ног. Следовало лишь не торопиться и соблюдать осторожность.
Тоннели, по которым я прополз, вызывали клаустрофобию даже у человека моих габаритов. А такой здоровяк, как Андре, просто не полез бы в них. Положился бы на то, что одна из пуль, отрикошетив от стены, убила или ранила меня. Нет, преследовать меня по тоннелям он бы не стал.
Я вылез на уступ. А посмотрев в жерло тоннеля, из которого вылез, увидел световое пятно. Андре хрипел, упрямо поднимаясь вверх.
Глава 55
Мне захотелось вытащить пистолет Датуры из-за пояса и выстрелить в Андре, ползущего ко мне вверх по тоннелю. Расплатиться с ним той же монетой.
Правда, я бы предпочел выстрелить из помповика, а может, даже из огнемета, каким Сигурни Уивер сжигала жуков в фильме «Чужой». Не помешал бы и котел кипящего масла, побольше того, который Чарльз Лафтон в роли горбуна вылил с верхотуры Нотр-Дам.
Датура и ее приспешники отбили у меня желание подставлять вторую щеку. Снизили порог злобы и повысили мою терпимость к насилию.
Вот вам и наглядная иллюстрация к тезису, что человек должен с большой осторожностью подходить к выбору круга общения.
Стоя на уступе шириной в шесть дюймов, спиной к мутной воде, одной рукой держась за кромку тоннеля, я не мог вкусить сладкого плода мести, не подвергнув себя серьезной опасности. Если бы я выстрелил из пистолета Датуры в Андре, отдача нарушила бы мое и без того неустойчивое равновесие и сбросила в воду.
Я не знал, какова глубина воды, а главное, не знал, что находится под ее поверхностью. Поскольку с удачей отношения у меня в последнее время были сложные, я мог упасть на сломанный черенок лопаты, достаточно острый, чтобы оборвать жизнь Дракулы, или на ржавые вилы, или на заостренный стержень, вырванный из забора, или на коллекцию мечей японских самураев.
Если же моя первая пуля не попадет в Андре, он вылезет из тоннеля, увидит меня в мутной воде, насаженного на что-то острое, и, конечно же, посмеется. А когда я буду умирать, голосом Датуры произнесет свое первое слово: «Неудачник».
Поэтому я оставил пистолет на спине, за ремнем, и по уступу двинулся вдоль стены к жерлу самого высокого из трех тоннелей. Располагался он на дюйм или два выше моей головы, на четыре фута выше того тоннеля, из которого я вылез.
Грязная вода, льющаяся с потолка, попадая в бассейн, поднимала кучу брызг, которые быстро вымочили мне штанины. Но я уже не мог стать более грязным, чем был, или более несчастным.
Как только эта мысль пришла мне в голову, я погнал ее прочь, потому что она противоречила действительности. В ближайшие десять минут я мог стать куда более грязным и несчастным, чем в настоящий момент. Если бы за этот период времени Андре успел добраться до меня.
Я поднял руки, ухватился за кромку верхнего тоннеля, подтянулся, перебирая мысками кроссовок по стене, и забрался в верхний тоннель.
Угнездившись на новом месте, подумал о том, чтобы дождаться появления Андре из среднего тоннеля и расстрелять его, воспользовавшись удобством позиции. Для человека, который еще несколькими часами раньше и думать не хотел о том, чтобы пустить в ход оружие, у меня возникло неестественно сильное желание устроить моему врагу свинцовый душ.
Но я тук же обнаружил недостаток моего плана. У Андре тоже был пистолет. Из тоннеля он будет вылезать осторожно и, как только я выстрелю в него, выстрелит в ответ.
А с этими бетонными стенами, рикошетами, разрывающим барабанные перепонки грохотом…
Мне бы не хватило патронов, чтобы удержать его во втором по высоте тоннеле до того момента, как вода поднимется достаточно высоко и потечет в этот тоннель, заставив его дать задний ход. Вот я и решил, что лучший для меня вариант — продолжить отступление.
Я находился в самом высоком тоннеле из трех. При обычной грозе он бы остался сухим, но не при таком потопе. Уровень воды подо мной поднимался с каждой минутой.
К счастью, верхний тоннель был большего диаметра, порядка четырех футов. По нему я мог не ползти, а идти, чуть согнувшись.
Я не знал, куда он меня выведет, но не возражал против того, чтобы увидеть новые места.
И когда я уже начал подниматься, за спиной у меня раздался пронзительный писк. Андре, понятное дело, так пищать не мог, и я сразу понял, кто издает такие крики: летучие мыши.
Глава 56
Град в пустыне — редкость, но, если такое случается в Мохаве, он может покрыть землю ледяной коркой.
Если бы наверху выпал град, тогда, почувствовав, как на шее и лице образуются нарывы, я бы уже не сомневался, что бог решил позабавиться, наслав на меня те беды, которые в свое время достались Египту.
Не думаю, что про летучих мышей написано в Библии, хотя и следовало бы их упомянуть. Если память мне не изменяет, Египет заполонили полчища жаб — не летучих мышей.
Но любые полчища злобных жаб не заставят кровь бежать так быстро, как одна стая этих мерзких крылатых грызунов. Эта простая истина заставляет усомниться в драматургических способностях нашего божества.
Когда жабы умерли, они послужили кормом для вшей, которые стали для Египта третьей чумой. Вши заполонили Египет по воле того же Создателя, который разрисовал небо над Содомом и Гоморрой кроваво-красным, наслал огонь и серу на оба города, разрушил все убежища, в которых пытались укрыться люди, разбил, словно яйца, все камни, которые использовались для строительства.
