Я передвигался где согнувшись, где на четвереньках, иногда ползком, следуя проходам в лабиринте сожженного металла, и думал об Орфее в аду.
Согласно греческому мифу, Орфей спускается в ад, чтобы найти Эвридику, свою жену, которая ушла туда после смерти. Он очаровывает Аида и получает разрешение забрать ее.
Я, однако, не мог стать Орфеем, потому что Сторми Ллевеллин, моя Эвридика, отправилась не в ад, а в куда лучшее место, которое заслужила. Если здесь был ад и я пришел сюда со спасательной миссией, тогда спасти я пытался не чью-то еще, а собственную душу.
Я уже начал приходить к печальному выводу, что люк между коробом и вторым этажом отеля залило расплавленным металлом, когда едва не провалился в дыру в полу. Направил в дыру луч фонаря и увидел остовы полок, вероятно, находившихся в таком же чулане, как и на двенадцатом этаже.
Крышка и лестница превратились в золу. Облегченно выдохнув, я прыгнул вниз, приземлился на ноги, пошатнулся, но устоял.
Вышел в коридор. От стены, кстати, осталась лишь согнутая арматура. Находясь на втором этаже, я мог покинуть отель и без лестниц, которые, безусловно, охраняли Датура и Андре, скажем, выпрыгнув в окно.
Прежде всего луч моего фонаря упал на следы, вроде бы ничем не отличающиеся от тех, что я увидел, когда вошел в «Панаминт». Те самые, что заставили меня подумать о саблезубом тигре.
Потом луч высветил человеческие следы, а вот они привели к Датуре, которая включила свой фонарик в тот самый момент, когда мой нашел ее.
Глава 51
«Какая сука», — подумал я, вне себя от злости.
— Привет, друг мой, — улыбнулась Датура. Фонарь она держала в одной руке, пистолет — в другой.
— Я стояла у северной лестницы, выпила немного вина, расслабилась в ожидании, когда же почувствую твою силу, ты понимаешь, твою силу, притягивающую меня, как и рассказывал Дэнни-Урод.
— Не надо ничего говорить, — взмолился я. — Просто пристрелите меня.
Датура продолжила, пропустив мои слова мимо ушей:
— Я заскучала. Такое со мной случается очень часто. Ранее заметила большие кошачьи следы на золе и пыли у подножия лестницы. Были они и на ступенях. Вот я и решила пойти по ним.
В этой части отеля огонь бушевал с особой яростью. Большинство стен между коридором и номерами выгорело, оставив широкие пространства. Потолок поддерживался стальными опорами, ранее скрытыми бетоном. Годами пыль оседала и оседала на полу, покрывая его ровным ковром, по которому недавно и прошелся мой саблезубый тигр.
— Зверь тут бродил долго. Я так увлеклась кругами, которые он описывал, что совершенно забыла про тебя. Совершенно забыла. И только когда услышала, как ты шебуршишься где-то неподалеку, выключила свой фонарь. Это круто, друг мой. Я думала, что иду за кошкой, а меня потянуло к тебе, хотя я этого совершенно не ожидала. Ты — очень странный тип, знаешь ли.
— Знаю, — признал я.
— Это действительно кошка или следы оставил фантом, которого ты использовал, чтобы привести меня сюда?
— Это действительно кошка, — заверил ее я.
Я страшно устал. И перепачкался, как трубочист. Мне хотелось с этим покончить, вернуться домой, принять ванну.
Нас разделяли двенадцать футов. Будь расстояние на несколько футов меньше, я бы попытался прыгнуть на нее, сбить с ног, отобрать пистолет.
Если бы я мог сделать так, чтобы она продолжала говорить, как знать, может, и представилась бы возможность поменяться ролями. С другой стороны, для того, чтобы она говорила и говорила, от меня ничего и не требовалось.
— Я знаю одного принца из Нигерии, который заявлял, что он — исангома и может после полуночи превращаться в пантеру.
— Почему не после десяти вечера?
— Не думаю, что он вообще мог превращаться. Скорее он лгал, потому что хотел со мной трахнуться.
— Насчет меня можете не волноваться. Я не захочу.
— Должно быть, это была фантомная кошка. С чего настоящей заходить в эту вонючую помойку?
— У западной вершины Килиманджаро, на высоте примерно девятнадцати тысяч футов, лежит иссохший, мерзлый труп леопарда.
— Гора в Африке?
— «Что понадобилось леопарду на такой высоте, никто объяснить не может», — процитировал я.
Она нахмурилась.
— Не понимаю. В чем тайна? Злобный, тупой леопард, он может пойти куда угодно.
— Это строчка из «Снегов Килиманджаро».
Рука с пистолетом дернулась, выражая нетерпение Датуры.
— Рассказ Эрнеста Хемингуэя, — объяснил я.
— Парня, который продает мебель? Какое отношение имеет Хемингуэй ко всему этому?
Я пожал плечами.
— У меня есть друг, которому очень нравятся мои литературные аллюзии. Он думает, что я мог бы стать писателем.
— Вы — геи или как? — спросила Датура.
— Нет. Он невероятно толстый, а у меня сверхъестественные способности, вот и все.
— Дорогой мой, иногда в твоих словах так мало смысла. Ты убил Роберта?
За исключением двух мечей света, которыми мы светили друг мимо друга, второй этаж прятался в темноте. Пока я спускался по вертикальному желобу, а потом пробирался по горизонтальному коробу, дождь вымыл последние остатки света зимнего дня.
Смерти я не боялся, но очень уж не хотелось умереть в этой огромной, закопченной пещере.
— Ты убил Роберта? — повторила она.
— Он упал с балкона.
— Да, после того, как ты его застрелил. — По голосу не чувствовалось, что она расстроена. Собственно, она разглядывала меня с расчетливостью паучихи «черная вдова», прикидывающей, гожусь ли я ей в пару. — Ты очень ловко все скрываешь, но ведь ты, как ни крути, мундунугу.
— С Робертом было что-то не так.
Она нахмурилась.
— Я не знаю, о чем ты. Мои парни не всегда остаются со мной так долго, как мне хотелось бы.
— Не всегда?
— За исключением Андре. Он — настоящий бык, мой Андре.
— Я думал, он конь. Cheval Андре.
— Жеребец до мозга костей, — подтвердила она. — А где Дэнни-Урод? Верни мне его. Такая забавная маленькая обезьянка.
— Я перерезал ему горло и сбросил в лифтовую шахту.
Мои слова возбудили ее. Ноздри раздулись, на грациозной шее запульсировала жилка.
— Почему ты это сделал?
— Он предал меня. Рассказал тебе мои секреты.
Датура облизала губы, словно только что покончила со вкусным десертом.
— Ты такой же многослойный, как лук, дорогой мой.
