В этой же книге Франкл показывает, что счастье является побочным продуктом осуществления смысла, и только в такой последовательности приводит к расслаблению в этом месте к результату. Иначе сильная зацикленость приводит к неврозу и депрессии как следствие.
Но современная культура как будто дает нам более простое решение. За последние сто лет счастье стало идеологией. Существуют на государственном уровне институты занимающиеся вопросами счастья граждан. Сейчас вместе с ВВП считают индекс счастья (ВПС), что дает очень субъективные показатели. Например, в ОАЭ и Индии довольно высокие показатели – хотя в этих странах превалируют нарушение прав человека и неравенство.
Ева Иллуз, профессор социологии Еврейского университета в Иерусалиме и института EHESS в Париже, на профильной дискуссии для Биеннале молодого искусства, говорит про это: Несмотря на все данные по снижению качества жизни, судя по опросам, люди по-прежнему справлялись с обстоятельствами. Они утверждали, что они счастливы, и выходило, что государствам тревожиться не о чем, поскольку главная цель политики – счастье населения.
Выходит мы все вокруг счастливые уже? Скорее всего нет. Все дело в том, что понятие счастье очень индивидуальное. То, что для одного хорошо, для другого совсем плохо. Это никак не может служить показателем развития общества.
Что такое счастье?
На этот вопрос лучше всего ответят, не психологи, не экономисты, а антропологи. Потому что они занимаются полевыми исследованиями, и не придумывают формулировки, а узнают о том, что думают про это самые разные люди в самых разных уголках планеты. Они стараются распознать как люди говорят о счастье, что оно может значить.
Например, кросс-лингвистические исследования
[12] показывают, что английское существительное happiness и особенно прилагательное happy передают довольно поверхностное чувство, скорее даже настроение, доступное каждому, тогда как в русском, польском и французских языках слово «счастье» обозначает экзистенциальное состояние. А вот на языке народа гамо из Эфиопии термина «счастье» в принципе нет, а есть схожие по значению слова «радость», «улыбка», «мир» и «примирение».
[13]
Вместо исследования счастья в его современном западном понимании как «чувства, когда все хорошо» (feeling good), антропологи больше заинтересованы в кросс-культурном анализе представлений о том, что значит «жить хорошо» (living well), что такое «благополучие» (wellbeing) и «хорошая жизнь» (good life).
Ключевой момент здесь – это разделение между «чувствовать» и «быть»: стремимся ли мы «чувствовать себя счастливыми» или «быть счастливыми»?
И это очень важный вопрос, который стоит обдумать. Что будет счастьем лично для меня?
И это дает хороший обзор того, как мы все по своему понимаем счастье. И как одинаково оно звучит как идеология.
Если мое счастье – это выйти удачно замуж, реализовать себя, купить машину, ездить путешествовать, купить дом, чувствовать себя хорошо. То это все похоже на рекламные слоганы. И скорее всего, я руководствуюсь в жизни не своими ориентирами, что будет способствовать возникновению депрессии.
Например, островитяне с острова Яп в Микронезии, считают, что к стремлению ощущать постоянно счастье нужно относиться осторожно, потому что это может увести человека с правильного пути. Для них главными ценностями являются сопереживание и поддержка. Именно такие выводы сделал Джейсон Фруп проведя обширные исследования на этой территории.
И это только одно исследований, за последние 15 лет, антропологи сделали массу открытий и показали насколько понятия счастье разнообразно. Венера Халикова в своей статье про антропологию счастье пишет: если подходить к определению счастья и его субъективному переживанию с антропологической точки зрения, то становится ясно, что все сильно варьируется в зависимости от социального и культурного контекста. Где-то счастье – это возможность самореализации и достижения индивидуальных целей; в другой месте – это поддержание баланса между индивидуальной автономией и зависимостью от близких и заботой о них; в третьем – возможность вести жизнь в соответствии с моралью и общественными ценностями; где —то еще – это безмятежное и гармоничное существование с обществом и природой. «Жить хорошо» или «быть счастливым» также может быть связано с отсутствием болезней, продуктивностью, экономическим успехом, стойкостью к неожиданным ударам судьбы (resilience).
И мы можем конечно говорить, что у них не правильное счастье. Но это ни имеет значения. Потому что это крайне субъективное переживание, которое не может быть показателем по своей сути. А попытки сделать из счастья идеологию это манипулирование массами.
Очень удобно, посмотрите, мы так стараемся для вас, у нас есть институты счастья, мы выделяем миллионы на исследования счастья, чтобы вы были счастливыми. А вы все не счастливы, наверное дело все в вас! И тут на сцене появляться главный виновник торжества основатель позитивной психологии Мартин Селигман.
И вот еще сто лет исследования счастья и оказываться, что все дело в наших мыслях. Все зависит от нас, дело в не политических режимах и неравенстве. Все границы только у нас в головах. Таким образом мы берем на себя всю ответственность за себя, в отличие от тех, кто действительно влияет на ситуацию.
Селигман открыл выученную беспомощность, что является важным открытием, которое показывает реальное формирование поведения. Он сосредоточился на людях, которые по каким-то причинам не сформировали у себя такой феномен. То есть были аномальными по своей сути.
И сделал вывод, что вот эти люди лучше тех. А потом снова сделал вывод, как будто вообще забыв про свое исследование. Что люди могут преодолевать трудности при любых обстоятельствах. Понимаете, как будто все так могут. Вот ошибка выжившего влияет на ход целой культуры, на экономику половины мира. Когда из исследований были сделаны не правильные выводы, когда дальше развивается только какая-то часть. Именно поэтому тирания позитива токсичная для людей.
Нужно ли нам счастье?
Нет сомнений, что счастье сейчас является вожделенным товаром. Мы думаем, что счастье нам поможет справиться с превратностями этой жизни. И что есть какой-то секрет, ингредиент, которой позволит прожить жить легче. Все это несомненно приводит к неврозу. Усугубляет нашу запутанность в ориентирах и смыслах.
Что не так счастьем? Оно слишком однобоко и серьезное. Что-то фундаментальное и не гибкое, как любая навязанная идея.
Если читать антропологические исследования счастья, например, сборник статей «Топография счастья: этнографические карты модерна» под редакцией антрополога Николая Ссоринома —Чайкового. Этот сборник показывает самые разные моменты, которые люди называют для себя счастьем. И это разнообразие очень веселое, легкое.
