– По годам королева годится ему в матери. Сомнительно, чтобы появилось потомство. Это удавалось лишь немногим старым девам.
Можно представить себе, сколь оскорбительно эти слова звучали для пожилой женщины, которую пылкое ухаживание молодого человека заставило почувствовать себя юной и желанной. Но миновали те времена, когда она могла ломаться и выбирать кандидата из всех коронованных голов Европы. Однако пламя, разожженное в ее сердце молодым поклонником, не угасало, а только разгоралось, и зимой 1581 года Елизавета пригласила герцога с официальным визитом.
На сей раз, предвкушая решительный момент, герцог Алансонский бросил все военные дела в Голландии, и, невзирая на запрет своей семьи, явился в сопровождении голландской свиты и официального посольства из Парижа. Поскольку он был твердо намерен добиться своего, мать и брат решили поддержать герцога, дабы злокозненные англичане не перехитрили принца из дома Валуа.
Одной из сильных позиций герцога в протестантской Голландии являлось то, что он был помолвлен с королевой Англии. Дабы улестить ее величество, голландцы предложили ему корону. Елизавете, которая упорно отказывалась от чести быть провозглашенной королевой Голландии, этот проект не понравился. У нее не было желания отпускать возлюбленного обратно во Францию с таким весомым трофеем, но и не хотелось самой управлять голландцами. Однако желание иметь дитя-наследника, продолжателя линии Генриха VIII, победило, и Елизавета призвала поклонника к себе. На сей раз принц сам начал усиленно осаждать эту крепость, не обращая внимания на сопротивление защитников. По-видимому, герцог Алансонский осознавал, что вся Европа смотрит на него, сильно сомневаясь в победе. Возможно, он с юных лет вбил себе в голову, что действительно влюблен в Елизавету, поскольку неизвестно, чтобы в его жизни присутствовало какое-либо другое увлечение. Безусловно, принц не мог опозорить признанной репутации французов как неотразимых сердцеедов. Причем Алансон теперь начал настаивать на переходе от духовной любви к плотской.
Французский двор оказывал герцогу всю мыслимую поддержку. В конце концов, припертая к стенке Елизавета потребовала возвращения города Кале, которое, как монарха, ее не особенно интересовало. Советники отговаривали повелительницу, уверяя, что французы только и ждут, чтобы герцог женился на этой старухе (по стандартам того времени Елизавета, которой было под пятьдесят, считалась именно таковой). До них дошли слухи, что у нее уже год как не заживает язва на ноге, так что под предлогом лекарства они могут всучить ей такое зелье, что через пяток месяцев герцог останется вдовцом, женится на королеве Шотландии и станет законным правителем двух объединенных королевств.
Невзирая на все эти предупреждения, 22 ноября 1581 года французский посол явился к Елизавете утром, когда она прохаживалась в галерее со своим женихом и вырвал у нее публичное заявление. Захваченная врасплох женщина потеряла самообладание и в присутствии Уолсингема, графа Лестера и еще ряда вельмож объявила, что станет женой герцога Алансонского. Они обменялись кольцами и поцелуями в губы, как только что обвенчанная пара. В Париже поспешно объявили о фактической свадьбе. Как сообщал один из авторов еженедельных писем банкирского дома Фуггеров
[23], «наш король получил вчера известия из Англии, что его брат вступил в брак с королевой 22 числа сего месяца. Некоторые говорят, что они уже спали вместе».
Но тут начало нарастать возмущение подданных Елизаветы. Проповедники в один голос твердили, что Алансон есть не что иное как истинное воплощение в плоти библейского змия, стремящегося соблазнить «английскую Еву», дабы разрушить «английский же рай». Королева отдала вопрос о замужестве на рассмотрение Тайного совета. Семь членов высказались против, пятеро – за. Предстояло под вежливым предлогом выпроводить молодого человека обратно в Голландию. Были пущены в ход некоторые дипломатические усилия, дабы добиться провозглашения его правителем Брабанта. Герцога чуть ли не силком отправили обратно в Голландию в сопровождении нескольких вельмож во главе с графом Лестером. Елизавета лично сопровождала его до Кентербери, где она рассталась с ним подобно невесте, провожавшей жениха на войну.
Дальнейшая судьба герцога была незавидной. Он проявил в Голландии наихудшие черты своей натуры, двуличность и трусость. Хотя его и объявили сувереном этой страны, но он не пользовался популярностью среди населения из-за страха, что будет насаждать католическую религию. Ему пришлось, в конце концов, покинуть Голландию, вскоре герцог умер от чахотки в возрасте всего 29 лет. Оказалось, что Елизавета не забыла своего жениха и объявила придворный траур по нему. С тех пор она каждый год поминала его в день смерти. Королева, похоже, действительно испытывала к нему какие-то чувства, о глубине которых можно судить по стихотворению, сочиненному ею после отъезда герцога Алансонского:
Меня томит печаль, открыть ее не смею,
Его люблю, но хладость чувств должна казать,
Теряю разум я, в растеряньи немею,
Уста молчат, хоть рвусь в душе роптать.
Я здесь – и нет меня, горю и стыну,
Отныне сущности иной надену я личину.
Любовь моя как тень за мной скользит,
Но в руки не дается, прочь летит,
А ночью спать упорно не велит
И грустью тайною мне душу бередит.
Из сердца мне ее не исключить,
Как тяжкий крест судьбой дано носить.
Нежнее страсть, о, посети меня,
Забвеньем сладостным к себе мани!
Ласкай меня иль жги сильней огня,
На небо вознеси иль в бездну урони!
Иль дай мне жить, спокойствия вкусив,
Иль умереть, любовь свою забыв!
Так закончилась последняя надежда подданных увидеть свою королеву замужем.
Королева-солнце
Тем не менее Елизавета продолжала образ жизни полной сил, цветущей женщины, окружая себя молодыми придворными и до упаду танцуя на балах. Правда, ей теперь приходилось прибегать ко все большим ухищрениям, чтобы поддерживать образ вечно юной королевы-девственницы. Утренний туалет королевы перед явлением народу занимал не менее двух часов и выполнялся лишь строго доверенными лицами, служившими ей много лет. Слой белил
[24] на ее лице становился все толще, она уже давно носила рыжие парики и ловко скрывала частичное отсутствие почерневших от сладостей зубов во рту. Ей было под семьдесят, когда она купила шесть больших париков, двенадцать еще большего размера и сотню прядей, служивших искусным дополнением к парикам. Дабы ввалившиеся щеки не свидетельствовали самым предательским образом об истинном возрасте королевы, под них подкладывались небольшие шарики из плотно свернутой ткани.
