– Омега-семь, Кир, ответь, я потеряла тебя. Какой твой курс?
– Откуда я знаю, какой тут курс! – крикнул он. – К земле курс!
Кирилл покосился на верещащий высотомер и ругнулся сквозь зубы. До нулевой отметки оставалось меньше километра, и вынырнувшая из дождевой мглы поверхность земли стремительно приближалась. Утешало одно – падал он точно на взлетно-посадочную полосу аэродрома. Неожиданно Кирилл почувствовал, что болтанка уменьшилась, а нос машины пошел чуть вверх, поддаваясь его усилиям. Не хватило совсем немного, машина вышла из неуправляемого пике почти у самой земли и, пронесясь над аэродромом, рухнула у края взлетного поля, взметнув тучи грязи и брызг. Окружающий мир мигнул и погас.
– Симуляция выключена, данные о тренировке переданы на центральный терминал, – раздался в ушах Кира приятный женский голос.
Он облегченно вздохнул и, проведя языком по пересохшим губам, снял шлем, откинул прозрачный колпак и вылез. Несколько минут постояв, чтобы окончательно прийти в себя, он направился к Лунину. Тот сидел за центральным терминалом управления тренажерами. Гера была уже там. Он посмотрел на расстроенную девушку, одетую в сенсор-комбинезон навигатора, и ободряюще ей подмигнул. Но та лишь обреченно вздохнула. Павел Николаевич некоторое время сидел молча, еще раз просматривая мелькающие на экране кадры их совместной тренировки, затем повернулся в кресле и задумчиво посмотрел на понурых кадетов.
– Ну что я могу сказать… Видал и похуже… Правда, и лучше тоже видал. Машину ты, Градов, спас, хотя в реальности после такой посадки неделю бы в регенерационной камере провалялся. А вот ты, Соболева… – он окинул тоненькую фигуру Геры хмурым взглядом. – Скажи-ка мне, девочка, почему ты не включила гравикорректировщик? Он у тебя под рукой для чего, уток на суп ловить?
– Каких уток? – не поняла Гера.
– Дико крякающих, – буркнул Лунин. – Так почему ты не задействовала корректировщик?
– У него ведь бортовой компьютер практически вышел из строя, – попыталась оправдаться девушка.
– А при чем здесь компьютер? – удивился Павел Николаевич. – Корректировщик – это ведь управляемый с земли точечный гравитационный луч, он специально и был разработан для подобных случаев. Машина Градова уже находилась в зоне захвата, можно было стабилизировать его полет и мягенько так приземлить. Соболева, ты же видела, что он стал терять контроль, почему не задействовала?
– Я в Кира верила и не хотела мешать…
– Верила? – учитель хмыкнул. – Ладно, с вами, мадам, все понятно. А вот ты, Кирилл, скажи мне, пожалуйста, зачем надо было давать газу, когда стал входить в пике. Тоже в себя верил?
– Ну, думал, с увеличением скорости вернется и управляемость.
– Вернулась?
– Нет…
– Нет… А он ускоряется. Подумал бы головой чуток. Ясно ведь было, что в нижних слоях облаков такой болтанки не будет, там и смог бы потихоньку выравнять. А ты из себя решил болид изобразить, что ли?
Кир виновато промолчал.
– Ох, ребята, – Павел Николаевич покачал головой. – Учить вас еще да учить. Ладно, идите, а то у меня следующая пара уже на подходе.
Гера с Киром дружно кивнули и, переглянувшись, отправились к выходу из тренажерного зала. Лунин посмотрел им вслед, снова повернулся к изогнутому широкой дугой экрану терминала и задумчиво посмотрел на горевшую на нем фразу: «Сложность 7J – категория норм.».
Кирилл шагал молча, погруженный в свои мысли. Гера шла рядом, изредка бросая взгляды на него. Тренировка прошла несколько неудачно, а подобное всегда повергало Кирилла в некоторую депрессию. Уж кому-кому, а Гере это было хорошо известно. Поэтому она тоже молчала и лишь покрепче ухватила парня под руку. Неожиданно вспомнился интернат и слова воспитательницы:
«Девочки, запомните: что бы ни говорили, вас никогда не поставят на одну ступеньку с обычными женщинами. Вы всегда будете женщинами второго сорта, и чтобы добиться уважения и положения в обществе, вам придется очень постараться».
Ей тогда было всего четыре года. Четыре года прошло с того времени, как она появилась из родильной ванны вместе еще с десятком своих братьев и сестер. «Вторичники» – она тогда не совсем понимала значения этого слова, ибо по развитию соответствовала примерно обычной девятилетней девочке, а в этом возрасте волнуют совсем другие проблемы. То, что она отличается от других детей, Гера стала понимать после того, как летом подружилась с двумя девочками в городском парке, куда их регулярно вывозили воспитатели. Точнее, это произошло на следующий год после их знакомства. Девочки были приезжими и жили здесь у своей бабушки, к которой прилетали ежегодно. В то лето она вместе с Антоном много играла с новыми подружками и даже ходила к ним в гости, но на следующий год, когда захотела с ними встретиться, те просто не узнали ее. За год девчушки, конечно, подросли, но она-то по своему развитию из девятилетнего ребенка превратилась в четырнадцатилетнюю девушку. Гера хорошо помнила, какой это для нее был шок. Нет, конечно же, от них не скрывали, что они не такие, как все, но убедиться в этом самой… Вот и сейчас, когда она уже идет под руку со своим парнем, те ее знакомые девочки, скорее всего, еще даже школу не закончили. Гера улыбнулась и поплотнее прижалась к руке Кирилла. Он ее парень, что бы кто ни говорил, она для себя это уже решила.
«За счастье надо бороться», – всегда говорила ее воспитательница.
Ровные ряды П-трансляторов в зале, стены и пол которого покрыты белыми восьмигранными плитками. Полуобнаженные тела у П-трансляторов. Время загрузки. Четыре часа на грани яви и сна, когда мозг точно губка впитывает поступающую с датчиков информацию. Некоторые не выдерживали. В памяти намертво отпечатался случай с одним мальчиком, который после окончания загрузки вдруг вскочил со своего места и с диким криком принялся метаться по залу, вцепившись руками в волосы. Затем подскочил к стене и принялся биться в нее головой. Воспитатели подоспели быстро и, повалив его на пол, хотели ввести ему что-то в руку, но он вырвался. Почему он бросился к ее транслятору – она не знала. Колпак аппарата был закрыт, и мальчик принялся стучать в него кулаками с такой силой, что за несколько мгновений они превратились в кровавую массу. Его глаз, полных боли и какой-то звериной злобы, она не забудет никогда.
«В первую очередь вы женщины, а уже потом вторичницы, помните это».
Вторичники… То, что это клеймо, она поняла, когда ей исполнилось семь лет, а по физическому развитию – шестнадцать. Время, когда многие девушки влюбляются. Это произошло и с ней. В тот день она, как всегда, гуляла в парке, где и познакомилась с Майком. Как она тогда была счастлива, как ей завидовали ее «сестры». Она не слушала никого – ни Антона, который всегда беспокоился о ней, ни воспитательницы, которая почему-то вдруг выступила против ее отношений с Майком. Надо сказать, что все интернаты придерживались неписаных правил поддерживать своих воспитанников в личных отношениях, мало того, отношения между людьми и вторичниками следовало всячески поощрять. Это были прекрасные дни для нее, даже сейчас она вспоминала о них с замиранием сердца. А потом случилось это… Об этом случае она не хотела вспоминать даже сейчас. Тех подонков не нашли. Стражи только разводили руками и опускали глаза. Но главное, что подкосило ее – это предательство Майка. После того случая он даже не захотел ее видеть. А его мать обозвала ее генетической подстилкой и сказала, что это была ошибка ее сына – связаться с такой, как она. С тех пор она замкнулась в себе, и лишь постоянная опека Антона помогла ей не совершить самую большую глупость в жизни. Однако в будущем ее не ждало ничего хорошего. Психика девушки дала серьезную трещину, и даже занятия с психологами не могли привести ее в норму. Стерилизация и поселения – это было ее будущее.
