Марфа была именно Марфой – с отсутствующим взглядом, растрёпанными волосами, даже карандаш в руке она держала по-своему, очень похоже! И какая-то печаль была в наброске, казалось, что это нерадостная история про грустную девочку, и непонятно было, как это передано.
– У вас талант, – сказала Лёля негромко.
– Да нет же! – возразил Сергей. – Вот вы придёте ко мне, я вам покажу свои рисунки, и вы всё поймёте! Сосед Сашка куда талантливее меня, но и он не справился, когда понял, что он просто художник. Один из. И дальше дело не пойдёт.
Тут он остановил себя, словно спохватился.
– Простите. Почему мы говорим обо мне?
– Я вас спросила, и вы рассказываете.
– Оля, пойдёмте погуляем, а? Вечер какой прекрасный! – Ему вдруг стало очень жарко. – И поужинаем где-нибудь. Ну, не здесь же ужинать!
– Я пообещала Мане никуда не ходить, – сказала Лёля, которой очень хотелось пойти. – Подождите меня, я поднимусь и предупрежу её. Хорошо?
– Конечно! – обрадовался Сергей. – Вы, главное, возвращайтесь… ко мне.
– Я вернусь, – пообещала Лёля.
Писательница Покровская сидела на полу, разложив вокруг себя карточки из картотеки Эмилии.
– Я всё думаю, – сказала она, когда Лёля зашла. – Почему на карточке Льва нет никаких пометок? И можно ли расшифровать те, которые есть на других карточках?
Она подняла голову:
– Почему ты одна? Где Марфа?
– Маня, можно я погуляю с Серёжей? – дурацким голосом спросила Лёля. – Ну, мы же с тобой везде ходим! А с ним даже безопасней, он мужчина!
Маня стала подниматься с ковра. Вид у неё был грозный.
– Мы же договорились! – начала она. – Никаких прогулок! За нами сегодня следили, ты что, забыла?! Мы со страху мчались как угорелые кошки! А теперь ты хочешь прогуливаться, да ещё с ребёнком!..
– Мы не одни. С нами Серёжа пойдёт…
– Серёжа! – передразнила Маня. – Мы про него толком ничего не знаем, про Серёжу твоего!.. Может так быть, что он задушил Эмилию? Вполне может!
– Нет, – сказала Лёля. – Не может.
– Почему?!
– Он художник. Самый настоящий!
– И что?
Лёля подумала секунду.
– И просто хороший человек! Маня, он мосты строит и собирается ехать на Колыму, чтобы там зарисовать какой-то удивительный мост. Его строили зеки, и мост до сих пор стоит.
– Я не понимаю, почему из этого следует, что он не мог задушить тётю.
– Он Марфу нарисовал, и так похоже! Ну, это прямо моя дочь. И выражение лица её. И ручка её! У неё же кисть… травмирована.
Маня молчала и смотрела на Лёлю.
Конечно, ей очень хочется пойти гулять с Сергеем Петровичем, это так понятно! Должно быть, она уже лет сто или двести ни с кем не гуляла, бедолага! А он и впрямь производит впечатление… нормального человека…
Но и только!
Они на самом деле почти ничего о нём не знают, а то, что знают, говорит не в его пользу. Он пришел на сеанс к Эмилии с пистолетом, и неизвестно, что было бы дальше, если бы тетя сразу же не спутала ему все карты.
Но Лёля! Почему она должна отпрашиваться, уговаривать, канючить, словно она маленькая девочка, а Маня строгая родительница? Она взрослый человек и вполне сама может решить, что именно и с кем ей делать. Но она прибежала отпрашиваться, вот в чём дело.
– Бедный Лёлик, – вслух сказала Маня. – Пойдём, я вас провожу. Только Марфу оставь мне, мы с ней ужинать будем, а потом Андерсена читать.
– Маня, ты что? Я одна не пойду! Я вообще одна никуда не хожу, только на работу!
– Это нам известно.
– И Серёже с Марфой интереснее! Он же ради неё и пришёл.
– Понятное дело, – согласилась Маня. – И цветочки ради неё приволок. И ботиночки начистил! И рубашечку нагладил! Ты обратила внимание на его ботинки? Нет? А я обратила! Они сверкают, словно только что сошли с конвейера по производству резиновых калош!
– Почему… калош? – беспомощно спросила Лёля.
Она до сих пор не всякий раз могла определить, шутит писательница или говорит всерьёз.
– Потому что всем известно, что новые калоши нестерпимо блестят и невыносимо вкусно пахнут!..
Марфа заметила их ещё у лифта, выбралась из-за стола и заковыляла навстречу – неслыханное дело!
– Волька. – Она присела и погладила пса. – Собака.
– Марфуш, останешься с нами? – спросила Маня, наклоняясь к ней. – Со мной и с Волькой? Мы на ужин поедим макароны, малины тоже поедим и станем книжки читать или мультики смотреть.
– А мама?
– А она погуляет в скверике.
– Да мы прекрасно вместе погуляем, – вмешался Сергей с удивлением. – Вы, ей-богу, не волнуйтесь, пожалуйста. Я в случае чего могу и в зубы дать. Если к нам пристанут.
Маня вздохнула.
– Наше с Лёликом положение, – объяснила она туманно, – осложняется тем, что мы сами не понимаем, кого должны бояться. А вдруг вас зарежут, а девочек похитят. Где я потом стану их искать?..
– Маня!
Но тут писательница заметила раскрытую тетрадку с наброском, уселась, неловко вытянув ногу, и стала рассматривать.
– Это вы нарисовали? – спросила она с подозрением и подняла глаза на Сергея.
– Он, он, – уверяла Лёля. – Прямо при мне! За две минуты.
– Так у вас талант! – сказала Маня с изумлением. – Да ещё какой!
– Я ему то же самое сказала!
– Я всего лишь неплохо рисую, девушки, а вам кажется, что у меня талант. Вы просто в этом ничего не понимаете.
– Я понимаю в талантах уж точно больше вашего, – объявила Маня. – Я много лет живу с Алексом Шан-Гиреем! Он гениальный писатель.
– Шан-Гирей?! – поразился Сергей Петрович. – Я «Запах вечности» раз пять читал! Нет, больше! Прямо про меня написано! Каждое слово!
– Вот именно, – согласилась Поливанова. – А это, – и она потрясла тетрадкой у Сергея перед носом, – прямо про Марфу написано. И про наше нынешнее положение. Каждый штрих.
Маня принялась в задумчивости листать тетрадку и вдруг спохватилась:
– Ну, что вы стоите? Идите уже, гуляйте! Ребёнка не отдам. Лёля, возьми мою жилетку, вечером обещали дождь и похолодание. Она тебе велика, но зато ты сможешь её использовать как палатку. Марфа, Волька, ужинать!..
В ресторане Маня заказала ребёнку макароны, а себе бифштекс и продолжила рассматривать рисунки.
Всё скрюченное, скорченное, но – странное дело! – узнаваемое. Как это объяснить?.. Может, у Марфы тоже талант?
Маня дошла до начала тетрадки и принялась листать в обратную сторону.
