…Всё дело в том, что она не привыкла к такому… обращению! Она не привыкла и не понимает его.
Маня Поливанова, писательница Марина Покровская, всё и всегда делает сама. Сама выгуливает собаку, сама готовит ужин, сама пишет романы, сама падает, сама поднимается. Иногда приходится поднимать ещё и близких – кто упал и подняться не может. Она принимает решения и за себя, и за Алекса, и за других – кто сам принять решение не может.
А что происходит сейчас?
Она второй раз в жизни – нет, третий, если считать тот, у тёти, – видится с этим человеком, и он всякий раз делает то, что считает нужным, ни о чём её не спрашивая. А когда спрашивает она, отбивает подачи ловко и проворно, как мячи на корте!
Может, он теннисист?..
Маня засмеялась и охнула от боли – смех непостижимым образом отдался в колено – и оглянулась, потому что в окно сильно постучали.
Лев с той стороны стучал в стекло, рядом с ним Волька махал коротким хвостом. За их спинами шли прохожие.
Маня помахала им в ответ.
Лев показал знаками – мы возвращаемся! – и Маня кивнула.
Вот как далеко дело зашло!
Когда они все расселись в прежнем порядке – Лев в своё кресло, Волька в своё, – Маня из принципиальных соображений заявила, что об ужине можно было не хлопотать.
– Моя матушка уверяет, что соблюдение режима – очень важная штука. Вы соблюдаете режим, Марина?
Маня посмотрела на него.
– А гимнастику и обливания по утрам практикуете?
Маня покачала головой.
– Ну, хоть за дело мира боретесь? – продолжал он невозмутимо.
Маня засмеялась, хотя совершенно не собиралась.
– Вообще-то, – продолжал Лев, – в моих планах было катание по рекам и каналам Санкт-Петербурга и посещение спектакля. Я даже купил билеты не куда-нибудь, а в директорскую ложу БДТ.
– А что вам мешает кататься и посещать?
Лев удивился.
– Ваша нога, конечно.
Маня брякнула на блюдце чашку ломоносовского фарфора.
– А при чём тут моя нога? – изумилась она совершенно искренне.
– Э-э-э… видите ли, я собирался всё это проделывать в компании с вами, Марина. Я же за вами… э-э-э… приударяю.
– Да ладно!
Теперь удивился Лев.
– А разве непонятно?
Маня смотрела на него во все глаза. Вот это номер!..
– За мной приударять не имеет смысла, – наконец сказала она. – Я замужем.
– Нет, – быстро ответил Лев совершенно иным тоном. – Я всё проверил. Вы не замужем, Марина.
Тут Маня вскипела.
– Какая разница! Дело ведь не в штампе!
– Вот именно. Со штампом или без вы решительно не замужем.
– Откуда вы знаете?!
– Это очевидно.
– Да что вам очевидно?!
Лев перегнулся через стол:
– Если вы хотите со мной побраниться, – он именно так и сказал, – придётся подождать. Уединиться мы не можем из-за вашей ноги, а здесь слишком много зрителей. Вы популярный писатель!
– Чёрт знает что, – жалобно проговорила Маня. – Кто вы? Ну, я не знаю, у вас есть профессия?
– По профессии я журналист.
– Час от часу не легче.
– Не беспокойтесь, я не работаю… в средствах массовой информации.
– А где вы работаете?
– Марина, я расскажу вам при первом удобном случае. Сейчас случай неудобный.
– Вы вполне могли убить Эмилию.
Лев Граф стал серьёзен.
– Да, – согласился он. – Мог. И раз уж вы так неудержимо жаждете расследования, вам придётся самостоятельно выяснить, убийца я или нет.
– Что?!
Лев кивнул – вот так.
Если бы Маня Поливанова в эту самую секунду поднялась из-за стола, дохромала до своего номера, заперла дверь и постаралась больше не встречаться с ним, жизнь повернула бы в другую сторону.
Но Маня игру приняла, и судьбе ничего не оставалось, как сделать выбор.
– Хорошо, – решительно сказала писательница Покровская. – Тогда отвечайте на мои вопросы!
– Вы должны помнить, что отвечать честно как на духу я не обязан.
Маня помолчала немного, собираясь с мыслями.
– Вы провели с тётей целый день, с утра и до пяти часов, когда, по вашим словам, вы ушли из квартиры. Вы разговаривали только о… вашем деле?
– Разумеется, нет, не только.
– О чём ещё?
Лев улыбнулся, вспоминая:
– Эмилия показывала мне янтарную фигурку Хотэя. Она ею очень гордится.
Маня попыталась вспомнить тётин стол – там было огромное количество фигурок, статуэток, чёток и амулетов.
Который из них этот самый, о котором говорит Лев?
– Эмилия утверждала, что фигурка старинная, даже более чем старинная – древняя. А письмена на ней более позднего происхождения.
– И что это значит?
– Что какой-то монах вырезал на древней статуэтке знаки. Якобы в благодарность за то, что Хотэй исполнил все его желания.
– То есть статуэтка волшебная? Так считала Эмилия? – уточнила Маня.
– Именно так. Она дала мне его подержать. Для фигурки из янтаря он слишком тяжёлый. Эмилия была уверена, что он сделан из чистого золота, а янтарь – просто футляр.
– Золото… – пробормотала Маня.
Нужно срочно бежать на Мойку. Нужно бежать и проверять, на месте статуэтка или её украл убийца.
– Зачем тётя вам её показывала?
– Чтобы исполнить одно моё желание. Для этого нужно всего-навсего триста раз потереть живот Хотэя. И при этом думать, чего желаешь.
– И вы тёрли?! – воскликнула Маня.
Лев кивнул совершенно серьёзно:
– Я ведь хотел, чтобы оно исполнилось.
Маня посмотрела с подозрением – нет, не смеётся.
– Хорошо. А что ещё вам говорила тётя?
Лев вздохнул.
– Говорила, что девочкой вы были страшно плаксивой. Например, после «Синей птицы», на которую вас повели в семь лет, вы неделю рыдали, потому что оказалось, что в пьесе одни мертвецы. Они все умерли – братья, сёстры, дедушка и бабушка.
– Я помню, – с разгону поддержала Маня, – и тот спектакль, и как рыдала! – И осеклась. – Вы разговаривали с тётей обо мне?!
– В том числе.
– Зачем?!
– Я не обязан отвечать, вы помните, да?
– Я помню, но это свинство с вашей стороны.
