В коридор выходили двери, Мане показалось, что их очень много. Некоторые были забраны металлической сеткой.
Ольга Александровна молча прошла вперёд, Маня осторожно двинулась за ней, стараясь ничего не зацепить и не своротить.
– Волька, аккуратней, – сказала она, чтобы что-нибудь сказать.
Картина, открывшаяся в комнате, показалась Мане совсем уж фантастической. За столом, единственным в помещении, сидела Марфа с розовым рюкзачком за плечами и что-то писала в тетрадке. Девчушка лет восемнадцати в шортах и коротком топе, болтала по телефону, перегнувшись через подоконник открытого окна. У правой стены был диван, у левой кушетка с покрывалом. На нем сидел облезлый розовый заяц. За дверью торчал гардероб.
Больше в комнате не было ничего.
– Ольга Алексанна, – не отнимая телефон от уха, заговорила девушка, как только они вошли, – хорошо, что вы вовремя, меня как раз просили сегодня пораньше выйти, так я побегу. – И в телефон: – Та погоди ты, я выхожу уже! Чего? Чего?
Она округлила глаза и захохотала.
– Вы обедали? – привычно спросила Ольга и достала из сумки какие-то деньги.
– Та погоди, говорю! – Девчушка приняла денежку и припрятала. – Та сейчас! Не, не обедали мы, Марфуша не стала. Побегу, Ольга Алексанна?
Та кивнула, и девчушка моментально выскочила за дверь.
– Привет, Марфа, – выговорила Маня. – Помнишь меня?
– Поздоровайся, дочь.
– Здрасти, – очень тихо пробормотала девочка и тут вдруг заметила Вольку. – Собака!
– Да, да, – заторопилась Маня, – ты его знаешь! Помнишь, я тебя с ним знакомила? Он добрый пёс!
Марфа отвернулась к тетрадке.
Ольга стянула жакет и скинула туфли.
– Почему ты не обедала? Нужно было поесть!
– Можно его погладить? – неожиданно прошелестела Марфа.
Обе женщины уставились друг на друга, словно услыхали нечто необыкновенное.
– Конечно! – заспешила Маня. – Конечно, можно! Помнишь, как его зовут?
Ольга помогла Марфе слезть со стула.
– Волька, – пробормотала Марфа.
– Правильно! Точно! – возликовала Маня. – Волька, иди, мой хороший! Иди, мой пёс! Марфа тебя погладит!
Волька подошёл к хозяйке.
– Сидеть! – приказала Маня.
Пёс послушно уселся.
Девочка протянула руку, не дотронулась и вопросительно посмотрела на мать.
– Можно, можно, – проговорила Ольга. – Ты присядь и прогладь, вот так!
Марфа придвинулась поближе и опять протянула руку. Волька покосился, фыркнул и лизнул её в ладонь.
Девочка отдёрнула руку, но вдруг… улыбнулась. Волька прицелился, устремился и ещё раз лизнул – на этот раз в нос.
Марфа засмеялась, тихо-тихо, словно листья зашуршали.
– Видишь, какая добрая собачка, – проговорила Ольга сдавленным голосом. – Погладь, погладь её.
Маня посмотрела ей в лицо. Она беззвучно плакала, даже не всхлипывала, просто слёзы капали.
Маня тоже заревела.
Плакать бесшумно она не умела, и выскочила на балкон, чтобы никого не пугать – ни ребёнка, ни собаку.
Салфеток в кармане не нашлось, и она, поплакав немного, утёрла лицо подолом футболки. И вернулась в комнату.
Ольга и Марфа сидели на полу. Девочка безостановочно гладила бультерьера, а тот подставлял то башку, то морду, то бок, словно понимал, какое важное дело он сейчас делает.
– Лечение, – сказала Ольга, когда Маня опустилась рядом, – стоит больших денег. Я всё распродала, когда муж ушёл. И всё равно не хватает! Я приходила к Эмилии в тот вечер, чтобы попросить… об отсрочке.
– О… какой отсрочке?
– Я ей должна, – объяснила Ольга. – А денег нет. То есть, совсем нет. И ещё отпуск этот! Я почти полтора месяца была в отпуске. Мне обещали работу – заниматься с мальчиками русским языком, и я польстилась. Там семья, два сына. И ничего не вышло, они нашли преподавателя из университета. Я просидела с Марфой, и вот теперь мы совсем на мели. Я решила попросить Эмилию ещё подождать.
– Что она ответила?
– Я ничего не успела спросить. Позвонила, она открыла и сказала, что сейчас не может со мной разговаривать. Вот и всё.
Маня постаралась сосредоточиться.
…Ольга должна тёте много денег. Много – это сколько? Двадцать тысяч или двести? Она приходит просить об отсрочке. Эмилия открывает дверь.
…Что, если дальше все было совсем не так, как рассказывает сейчас Ольга? Что, если Эмилия пригласила её войти, та стала умолять, а тётка отказала? У неё железный характер и какие-то свои собственные представления о жизни – она вполне могла и отказать!..
И потом!.. Эта Ольга, которая сидит на полу в полупустой комнате коммунальной квартиры рядом со дочерью-инвалидом, и та, что приходила на Мойку, – две разные женщины. Эта, пожалуй, способна на всё – ради своего ребёнка.
– Сколько денег вы были должны?
– Очень много. Почти пятьсот.
Ого!..
Маня подумала немного, но потом всё же решилась:
– А как вы надеялись расплатиться? Ваши уроки русского так дорого стоят?
На Маниных глазах Ольга окаменела, словно на неё откуда-то взглянула горгона Медуза.
Она окаменела, обледенела и стала похожа на ту самую Ольгу Александровну, которая сидела в прихожей тётиной квартиры, не шевелясь и глядя прямо перед собой.
– Но ведь теперь вы никому ничего не должны, правда? – продолжала настаивать Маня, жалея Ольгу изо всех сил. – Всё позади?
Ольга Александровна поднялась:
– Извините, нам нужно обедать. Марфа целый день не ела. Уходите, пожалуйста.
Маня чувствовала себя ужасно, но ведь она дала себе слово узнать, кто убил Эмилию!
– Ольга, – сказала она и прицепила Вольку на поводок. – Я вам сегодня звонила, и мой номер у вас есть. Вдруг вы что-нибудь вспомните, какой-нибудь пустяк, деталь. Или разговор, мало ли.
– Эмилия со мной почти не разговаривала, – перебила железобетонная Ольга Александровна. – До свидания.
Маня вышла во двор, и солнечный свет, слабый и размытый внутри «колодца», показался ей ослепительным.
Пятьсот тысяч долга – не шутка. Где их взять, если просто негде?.. Продать комнату в коммуналке – значит, оставить на улице совсем беспомощную Марфу. Но от долга можно избавиться – если уничтожить кредитора.
Ольга так и поступила.
Или не так?
