– Да, наверное. Но, если честно, мне жаль, – сказал он.
– Чего именно?
– Что ты не можешь сорваться и поехать со мной. Было бы круто. Тогда всё было бы по-другому.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – слукавила я.
– О том, что нам не нужно было бы время.
Я промолчала, а Петр, уже совсем другим тоном, куда более легким, продолжил:
– Значит, мы некоторое время не увидимся?
– Получается, что так.
– Но ты не против моего общения с твоим отцом?
– Почему я должна быть против? Надеюсь, он согласится на интервью, и ты снимешь отличный сюжет.
– Спасибо, Настя, – проговорил он, причем, очень серьёзно.
Не знаю, как нужно было закончить наш разговор. Поцелуем, какими-то обещаниями или трепетным рукопожатием. Ничего этого не случилось, мы просто вернулись в сад, к гостям, и некоторое время оставались рядом. Причем, я чувствовала себя немного не в своей тарелке. Время от времени поглядывала на Петра, понимая, что не знаю, как себя с ним вести, и что ему говорить. Правда, ему мои слова вроде бы и не требовались. Он общался с другими людьми, а меня время от времени лишь брал за руку. Да и то я спустя какое-то время отошла в сторону, а Касимов и не заметил.
Уехать из Москвы следовало до возвращения Федотова и Альбины. Я понятия не имела, сколько времени они собираются провести в Питере, но оказаться с ними лицом к лицу по возвращении, мне отчаянно не хотелось. Аля сходу примется делиться со мной новостями и впечатлениями, будет рассказывать об Илье, о его сыне, о том, как они «большой, дружной семьей» проводили время в северной столице, а у меня, боюсь, нервы не выдержат. И поэтому в понедельник, с утра пораньше, попрощавшись с успевшей проснуться Зоей, я отправилась на вокзал. Бабушка взяла с меня обещание, что я вскоре вернусь, как только улажу все дела, и я, конечно, ей пообещала. Правда, про себя добавила, что дел у меня крайне много. И быстро они не закончатся.
Зато мама была рада меня видеть, и брат с сестрой тоже. Младшие кинулись разбирать заказанные подарки, а мама меня обняла, наверное, в пятый раз за полчаса моего пребывания дома.
– Как я давно тебя не видела, – сетовала она. – Привыкла уже, что ты рядом. А тут опять Москва, и ты пропала.
– Нигде я не пропала, мама. Я же тебе звонила почти каждый день.
– Да что мне твои звонки. Я же знаю, как ты звонишь. – Мама откровенно махнула на меня рукой. Выставила на стол ягодный пирог, похвалилась: – Специально к твоему приезду пекла. – Я благодарно улыбнулась, взялась за нож, собираясь пирог порезать. А мама повторила: – Знаю я, как ты звонишь. У тебя всегда всё хорошо, ничего не происходит, не стоит переживать.
Я хмыкнула.
– Тоже скажешь, что я скрытная?
– Конечно. Признаешься только, когда всё плохо, – припечатала меня мама. Я вздохнула. Оправдываться было нечем. А она возьми и спроси: – Что там твой?
Я глаза на маму подняла. Попыталась притвориться непонимающей. Не получилось, и тогда я коротко ответила:
– Он не мой.
– Так «не твой» как поживает?
– Думаю, что хорошо. Что у Романа Юрьевича плохо может быть?
– Действительно. Есть люди, у которых всегда, при любых обстоятельствах, всё хорошо. Потому что они всегда выкрутятся. Вот и он из таких. Я всегда знала.
– Мама, это так странно звучит.
– Что?
– Как ты многозначительно говоришь «он». Сколько ты уже не называешь Рому по имени? Года два, три?
– С тех пор, как он перестал этого заслуживать. С тех пор, как снова тебя обманул. И дальше не буду. Потому что негодяй.
Я печально вздохнула, кивнула и вслух подтвердила:
– Негодяй.
– А тот молодой человек, журналист?
Я взглянула удивленно.
– Откуда ты знаешь?
– Ну, явно не от родной дочери, – с намеком проговорила мама и глянула на меня обличительно. И тут же призналась: – Зоя поведала. Очень довольным тоном.
– Ты с Зоей говорила?
– Конечно. Она мне звонит каждую неделю. Обсудить семейные новости. Представляешь, я теперь тоже часть семьи. Спустя тридцать лет меня допустили. Так что там с этим мальчиком?
Я уныло улыбнулась.
– Он не мальчик, это во-первых. А, во-вторых, с ним ничего. Если бы что-то было серьёзное, я бы тебе сама рассказала. А так… – Я только плечами пожала.
– А Зоя говорила, что ты от него без ума.
– Ты больше Зою слушай. Она вознамерилась меня замуж поскорее пристроить. Не знаю, для чего ей это, но целью она задалась. И меня это, если честно, беспокоит.
– Что, замуж не хочешь?
– Хочу, – буркнула я. – Но не за кого попало.
– А не кто попало у нас Федотов, как я понимаю.
– Мама, это не так! – Я подула на горячий чай. – О семейной жизни с Романом Юрьевичем я уже давно не мечтаю. Наверное, потому, что повзрослела и поняла, что он меня с ума сведет.
– Да он кого угодно с ума сведет. Своими схемами авантюрными. Пирог ешь.
– Ем.
– Одни глаза на лице остались. Тебя в Москве не кормят, что ли?
– Кормят, – улыбнулась я. – Но не так, как ты.
Обратно в Москву я не торопилась. Решила не торопиться. Вернулась домой, повздыхала в первые дни в тишине своей квартиры, привыкая к одиночеству. Подолгу стояла на балконе и смотрела на огни города. Привыкала к переменам. Почему-то каждый переезд давался мне морально очень тяжело. Оставаясь в столице, я быстро свыкалась с мыслью, что там моя жизнь, что меня всё устраивает, а возвращаясь в родной город, после недельного душевного метания, мне хотелось остаться здесь, позабыть, наконец, обо всех тревогах. Бабушка звонила мне несколько раз, интересовалась, когда я планирую вернуться, а я придумывала всё новые и новые причины, чтобы задержаться.
Если честно, ждала звонка от Петра. Не знаю, почему ждала, что ему сказать, не знала, и совсем не уверена, что увидев его имя на экране телефона, обрадовалась бы. Но простились мы странно, неловко, между нами остались недосказанность и неопределенность. Хотелось это разрешить. Если честно, я бы предпочла остаться с Петей друзьями. Наверное, это было бы лучшим исходом, меня больше не одолевали бы мысли о том, что я поступаю по отношению к нему неправильно и несправедливо, если бы я знала, что ничем его не обидела, мне стало бы куда легче. Но мы странно простились, и больше не общались. Что давало мне основания думать, что Петр на меня обижен.
Возможно, у него есть для этого причины. Я ведь избегала его в последнее время, и даже скрыть своего нежелания с ним близко общаться у меня не получалось. Петя ко мне подступал, а я машинально делала пару шагов назад. И физически, и эмоционально. Не реагируют так девушки на мужчину, который им по-настоящему нравится. Получается, что я притворялась. И он, наверняка, это уловил, и имел право ощутить себя уязвлённым. А какому мужчине понравится, когда его маринуют долгое время, в ожидании неизвестно какого результата?
