– Хотя бы тем, что он журналист. Вот что ему надо?
– А ты не думал, что ему нужна я?
– Думал, – язвительным тоном проговорил Роман Юрьевич. – Много, знаешь ли, думал. Но я за ним сегодня наблюдал. По-моему, этим вечером он тобой не слишком интересовался.
– Это по-твоему, Рома.
– Или тебя это просто устраивает.
– Думай, что хочешь.
Я дошла до двери своей комнаты, взялась за ручку, Федотов, по всей видимости, понял, какой маневр я собираюсь совершить, схватил меня за руку и развернул к себе лицом.
– О чем мама с тобой говорила?
Я могла бы не отвечать. Наверное, могла бы. Но Рома настойчиво смотрел мне в глаза, и я понимала, что для него это важно.
– Ты же знаешь, о чем. О тебе.
– И что ты ей сказала?
– Что устала, и пытаюсь жить дальше. Что имею на это право. Она со мной согласилась.
Федотов упирался рукой в стену рядом с моим плечом, мрачнел на глазах. Скрипуче проговорил:
– Понятно.
Я аккуратно, но настойчиво его руку от своего плеча отвела.
– Отправляйся исполнять свой долг, Рома. Тебя все ждут.
Он поморщился.
– Да не нужен я никому.
– Только не вздумай давить мне на жалость, – предупредила я его. – Ничего у тебя не выйдет.
– Почему? Потому что тебе меня не жалко?
Я ненавидела, когда он говорил со мной подобным образом, подобным тоном. Смотрел пронзительным взглядом, понижал голос до волнительной хрипоты и принимал при этом очень печальный вид. Моё дурацкое сердце такого испытания не выдерживало, почти никогда. Вот и сейчас я заволновалось, сердце предательски сжалось, и мне, вопреки разуму, захотелось поднять руку, коснуться Ромкиных волос, а затем прижать его голову к своему плечу. Он всегда так делал, когда хотел, чтобы я его пожалела. Прижимался ко мне, как мальчишка.
– Ты только что сам сказал, что между нами всё кончено. И ты, якобы, с этим смирился.
Федотов разглядывал меня, затем вздохнул.
– Ты же знаешь, что я никогда не смирюсь. Ты моя женщина. И что бы ни происходило, это не изменится.
Я уперлась рукой в его грудь, попыталась его от себя отодвинуть. Попросила:
– Иди. Иди к родителям.
– Я увезу их в Палашкино.
– Хорошая идея, – согласилась я.
– Почему бы тебе завтра не приехать? Составишь маме компанию.
Я смотрела Федотову в глаза.
– Ты понимаешь, что делаешь?
– А что я делаю?
– Ты вмешиваешь в этот обман и своих родителей. Теперь уже целенаправленно. Ради того, чтобы надавить на меня. Рома, остановись.
Он тут же недовольно нахмурился, выдохнул в раздражении, и, кажется, собирался начать со мной спорить. Я поторопилась толкнуть дверь спальни за своей спиной, отступила в комнату. А Роману Юрьевичу настойчиво повторила:
– Уходи. – И, наконец, набралась смелости и закрыла дверь. И ключ в замке повернула. Конечно, это, наверное, было излишним, но я знала, что Федотов продолжает стоять под дверью. Не потому, что ждёт, что я передумаю, а для того, чтобы я прочувствовала его присутствие. Он, по привычке, давил на меня своим характером. Пытался показать, кто контролирует ситуацию.
Просьбу Альбины я выполнила. И на следующий день мы с Любовью Антоновной отправились гулять по городу, а заодно купить подарки близким и друзьям. Объехали несколько торговых центров, обошли огромное множество магазинов, посидели в кафе, ужасно устали, но время провели отлично. С Любовью Антоновной мне было легко общаться. Особенно когда рядом не было чужих глаз и ушей. Мы говорили обо всем, практически без обиняков, я могла ей признаться даже в том, в чем не могла признаться маме. Перед мамой почему-то становилось неловко, а вот Любовь Антоновна отлично знала своего старшего сына, и готова была выслушать и дать хороший совет. Правда, в данной ситуации давать советы, наверное, уже было бессмысленно. Я настойчиво придерживалась того, что с Ромой мы никаких отношений поддерживать в будущем не будем.
– Я не умею с ним общаться, – честно призналась я Любовь Антоновне. – Поэтому свожу наше общение к минимуму. Я понимаю, что, наверное, обижаю вас этими словами…
– Не обижаешь, – вздохнула она. – И Роме жаловаться грех, он сам в своей жизни навел бардак.
Я моргнула, раз, другой.
– Он что, вам жаловался? – Любовь Антоновна, по всей видимости, поняла, что сказала лишнего, замолкла, не зная, что сказать, а у меня вырвался нервный смех. – Как замечательно. Он на меня жалуется!
– Настя, не реагируй так, – в конце концов, проговорила она. – Ну, подумай сама, кому ещё ему пожаловаться? Я его мать, мы не так часто видимся. Ему хочется выговориться.
– Он в депутаты метит, – не удержалась я от сарказма. – Вот выйдет на трибуну, и пусть жалуется!
Любовь Антоновна попыталась скрыть улыбку. Затем рукой махнула.
– Блажь это всё. Не нужен ему этот депутатский мандат, даже отец ему это сказал. Это всё от тоски.
– От тоски?
– Конечно, – уверенно кивнула она. – Подумай сама, как бы Рома не крутился, как бы не старался, все его старания никто, по сути, не ценит. Что есть у него жена, что нет. Семьи-то как таковой нет, поддержки нет. – Любовь Антоновна печально вздохнула. – Я ему об этом и сказала.
– Он сам в этом виноват, – буркнула я, отламывая ложечкой пирожное.
– А разве с этим кто-то спорит? Но вспомни, когда в его жизни была ты, полноценно была, он же был спокойнее, он был занят тобой. – Любовь Антоновна встретила мой взгляд, и вынужденно кивнула. – Конечно, он стремился вперед, но масштабные планы о покорении мира его не посещали. А желание заполучить депутатский мандат… я считаю, это всё от тоски.
– По мне?
– И по тебе тоже. А, вообще, по нормальному человеческому образу жизни. Я же не зря тебе сказала про ребенка. Роме, слава Богу, сорок лет. Ему семья нужна, а не политические игры. А мой сын заигрался, Настя.
Я таращилась в чашку с чаем. Затем отодвинула её от себя.
– Извините, Любовь Антоновна, но у меня больше нет сил объяснять ему это. И, в итоге, оставаться в дураках.
– Знаю. Знаю, что ты устала. И виноват во всём он. Это же, если вдуматься, попросту немыслимо, как они живут! Я имею в виду Рому и Альбину. Мы с отцом, конечно, не часто к ним приезжали, а уж тем более жили с ними под одной крышей, но мне, если честно, хватило и нескольких раз. Они даже не общаются, Настя. Только по делу. Они женаты столько лет… С одной стороны, много, а с другой стороны… Мы с Юрой женаты в четыре раза дольше. И то мы не спим по разным комнатам, не отмалчиваемся за столом, уткнувшись в телефоны. У нас дети, в конце концов. А у них всё напоказ. На обложке журнала она его любит, а дома они практически не пересекаются. Или ты думаешь, я не знаю, что Альбина попросила тебя сегодня провести со мной день?
