Я нацепила на лицо улыбку, и так просидела с ней до самого конца ужина. Понятия не имею, как смогла справиться с собой.
– Настя, разве ты у нас на ночь не останешься? – удивился отец, когда я засобиралась в город. Как только поняла, что можно бежать, так и побежала сломя голову. Мне хотелось плакать, кричать, топать ногами, а сильнее всего мне хотелось вцепиться Федотову в лицо. За все унижения, которые я из-за него пережила за эти годы.
– Не могу, – ответила я, стараясь не встречаться с Родионом взглядом. И сообщила: – я уже вызвала такси.
– Зачем такси? – услышала я Ромкин голос за своей спиной. – Тебя отвезут.
– Обойдусь, – огрызнулась я, не справившись со злостью.
– Настён, ты какая-то взвинченная. – Отцу пришло в голову обнять меня, и мне пришлось повернуться и позволить ему это сделать. И, конечно же, я встретилась взглядом с Федотовым. Тот смотрел на меня со снисходительностью, словно мне пришло в голову покапризничать.
Я освободилась от объятий отца, через силу тому улыбнулась, и с огромным облегчением вышла за двери дома. Только закрыв дверь за собой, поняла, что ни с кем не попрощалась. Ни с бабушкой, ни с сестрой, ни с Еленой. Но вернуться было выше моих сил.
Я даже не плакала в тот вечер. У меня было состояние непонятного отупения, я полночи лежала и таращилась в темноту. В душе всё рвалось на мелкие клочки, но я не пролила ни одной слезы. Приехав, отключила телефон, чтобы Федотов не мог позвонить, и теперь просто думала, находясь наедине с собой. Знала, что он не приедет. Знала, что объяснить, куда он отправляется на ночь глядя от жены и семьи, после долгой разлуки с Альбиной, ему не удастся. До утра он останется в доме Кауто, а я до утра всё решу. В этом я была уверена.
А ещё я была уверена, что моя любовь затоптана, и её уже не отмыть, не отбелить, и той самой, чистой и великой она больше не будет. И всё благодаря Роману Федотову. Я разучилась дышать, я разучилась доверять. В ту ночь я была уверена, что и любить тоже разучилась, отбили всякое желание.
– А что происходит?
Федотов приехал на следующий день, открыл дверь своим ключом и вошёл. Я знала, что он приедет, я его ждала, и поэтому была готова. К тому моменту, когда он появился в моей квартире, всё было решено. Он опоздал. Федотов опоздал, он уже ничего не мог решить. А ведь я его предупреждала, однажды я ему сказала, что он дождется того момента, когда всё решу я. И он ничего не сможет изменить. Конечно же, он мне не поверил. Помню, как усмехнулся, как протянул ко мне руку, чтобы погладить по волосам, как маленького, неразумного котенка. А я знала, знала, что случится всё так, как случится. Если он не решит предпринять какие-то шаги.
Он не решился. И вот к чему мы пришли. Когда стоим посреди квартиры, смотрим друг на друга, а изменить уже ничего нельзя.
Ромка обвел глазами собранные кучками вещи – на полу, на диване, книги стопками на подоконнике. И повторил:
– Насть, что происходит?
– Я позвонила риелтору и попросила сдать квартиру на длительный срок, – сообщила я ему. – Чем дольше, тем лучше.
– Зачем?
Я сделала глубокий вдох.
– Затем, что я уезжаю из Москвы, Рома.
Он меня разглядывал. Недоверчиво. После чего поинтересовался:
– И когда ты это решила?
– Вчера. – Я на всякий случай отступила от него на шаг. Старалась казаться уверенной. – Когда сидела напротив тебя за столом. Посидела, посмотрела, послушала. И пришла к выводу, что мне здесь не место. Как говорит мой отчим: где родился, там и пригодился.
– Ты сошла с ума, – сказал он. Не спросил, не удивился. Он заявил.
Я же в ответ безразлично пожала плечами.
Отвернулась от него, принялась разбирать учебники, которые мне необходимо взять с собой. На Федотова старалась внимания не обращать. Он меня взглядом сверлил, а я ждала, когда он уйдет. Хотя, знала, что просто так не уйдет.
– Настя, ты из-за вчерашнего, что ли?
– Нет, – отказалась я. – Не только из-за вчерашнего, а ещё из-за позавчерашнего, и из-за полугодовалой давности, и двухлетней, и, вообще, из-за всего. – Он шагнул ко мне, протянул руку, а я отскочила от него, как ужаленная. И предупредила: – Не трогай меня.
Федотов возвёл глаза к потолку. И выдохнул с мучением:
– Настя.
Я смотрела на него, оценила его мученический вид, страдание и недоверие к моему серьёзному настрою во взгляде, и сказала:
– Мне с тобой плохо, Ром.
Он моргнул, на меня уставился. Всё страдание и усталость с него тут же слетели. А я продолжила:
– Мне плохо рядом с тобой. Я устала прятаться, устала притворяться. Устала засовывать свою самооценку в задницу. Устала жить, понимая, что недостойна. Развлекаться, спать, играть в удобство – это ради Бога. А всё остальное – это не со мной. Я устала стыдиться своих чувств, своих желаний. Устала стыдиться тебя. За то, что тебе так удобно жить. А я не понимаю, как так можно… Меня не так воспитывали, понимаешь? – Я головой качнула. – Я так больше не хочу.
– Ты просто устала, – сказал он, когда я замолчала. – Съездишь, отдохнешь, всё наладится.
Я горько усмехнулась, затем вздохнула.
– Я отдохну, не сомневайся. А что ты в это время делать будешь? Наследника рожать?
– Господи, Настя! Никто об этом не говорит!
– А надо бы. Знаешь, Ром, а я тоже ребенка хочу. – Я повернулась и посмотрела ему прямо в глаза.
Он помедлил с ответом, обдумывал. Затем кивнул, но с осторожностью.
– Всё будет, мы же с тобой об этом говорили.
– Я хочу сейчас. Я чувствую себя готовой. – Я специально говорила всё это и внимательно наблюдала за его реакцией. Мне было очень интересно. Но насколько интересно, настолько и больно, если честно. Потому что я отлично видела метание в Ромкином взгляде. – Я хочу замуж, – продолжила я настойчиво, – ребенка хочу. Хочу нормальную семью. Вопрос в том, готов ли ты.
– Ты же знаешь, я не могу без тебя.
Я головой печально покачала, отвернулась от него.
– Это не тот ответ.
– А что ты хочешь услышать? – повысил он голос в нетерпении. А я неожиданно подскочила, схватила со стола телефон и сунула ему в руку. И сказала:
– Звони.
– Что?
– Позвони и реши всё. – Я с вызовом смотрела ему в глаза.
Он молчал. Затем рискнул изобразить усмешку.
– Насть, сейчас?
Я решительно кивнула.
– Да. Это моё условие.
– Так не делается, Настя, – попытался увещевать он меня.
– Правда? – удивилась я. – То есть, когда тебе нужно решить что-то со мной, то всё делается именно так. Наскоком и в один момент. А когда дело касается Альбины, бизнеса, огласки – то так дела не делаются. – Я замолчала, выдохнувшись и задохнувшись от отчаяния одновременно, и Ромка молчал. Мы смотрели друг на друга, и мне было невероятно тяжело от того, что мои надежды не сбылись. Надежды были призрачными, я знала, что ничего он делать не станет, но искорка во мне всё-таки жила. Вот только истлела также быстро, как и появилась.
