Но что толку было от её презрения? Она проиграла. Проиграла уже не очередной бой, а войну. Всю, целиком.
Вот только белый флаг она выбрасывать не станет. Обойдутся.
Второй за последние два дня она собирала свои вещи. На этот раз в коробку, в офисе, и их было гораздо меньше, чем дома. И плохо было то, что с этой коробкой предстояло прошествовать через весь офис, когда ей будут смотреть в спину и шептаться. В какой-то момент она опустилась на своё кресло, пристроила локти на краю стола и закрыла ладонями лицо. Сидела так несколько минут. На столе, прямо перед ней, звонили телефоны – то городской, то мобильный, но Алёна никак не реагировала.
Она потеряла дом, любимого человека, перестала быть частью семьи, хоть и чужой для неё, по сути, но семьи, а теперь ещё и без работы осталась. И, надо полагать, в сфере недвижимости ей работу больше не предложат. Вадим под руку с генеральным позаботятся о том, чтобы свалить всю вину на неё, и чтобы об этом знали все. Что она мошенница, и денежные вопросы с ней решать нельзя.
Коробка с личными вещами из офиса полетела на заднее сидение автомобиля, перевернулась, и кое-что высыпалось на пол. Алёна даже не посмотрела, что именно. Захлопнула дверь и села на водительское сидение. Вцепилась в руль. На часах два часа пополудни. Недолгим был сегодняшний рабочий день. А когда предстоит следующий, вообще, не ясно.
И что ей теперь делать? Снова податься в официантки? Будет весело, вспомнит юность.
В «Макдональдсе» в будний день было не слишком людно. Алёна забрала на кассе поднос с заказанной едой, села за столик у окна и схватилась за гамбургер. Развернула хрусткую бумагу, откусила, а сама наблюдала за девушками в форменной одежде, что стояли за кассами или бегали с тряпками по залу. Им всем было от силы по двадцать лет. По всей видимости, и должность официантки уже не для неё. Чувство, что последних девяти лет в её жизни и не было. От чего ушла, к тому и пришла.
– Ты всё это съешь?
Алёна подняла глаза на подошедшего мужчину и недовольно вздохнула, отвернулась от него. Правда, спросила:
– Как ты меня нашёл?
– Саша подсказал. Ты ему рассказывала, что в дни трудные ты свои печали всякой гадостью заедаешь. Это самый близкий к твоему офису ресторан.
– Мило, – пробормотала Алёна, не зная, что ещё сказать.
Михаил присел напротив неё, ещё раз взглянул на поднос, после чего положил перед собой картофель фри и отобрал у Алёны стакан с колой. Она попробовала возмутиться:
– Эй! Купи своё.
Он усмехнулся.
– Не боишься целлюлита, обжора?
Михаил попил, и Алёна забрала у него стакан обратно.
– А кому какое дело, будет у меня целлюлит или нет?
– Мне есть дело. Мне твоя задница нравится такой, какая есть.
Алёна уставилась на него с намёком.
– А моей заднице нет никакого дела – нравится она тебе или нет!
– Ух ты. – Михаил откинулся на спинку стула, ослабил узел галстука. Он странно смотрелся в зале «Макдональдса» в дорогущем костюме, с шёлковым галстуком и с бриллиантовым зажимом на нём. – Ты злая. Всё плохо?
– Сдохните все, – пожелала ему Алёна от души. – Я буду рада.
Комментировать подобное высказывание Барчук не стал, вместо этого поинтересовался:
– Что случилось?
– Ты же знаешь.
– Знаю. Но не знаю, чем дело закончилось.
– Меня уволили, – порадовалась за саму себя Алёна и снова вернулась к недоеденному гамбургеру, решив, что ей плевать, как Барчук на неё из-за этого посмотрит, и как, вообще, она выглядит со стороны. Ей необходимо было занять организм калорийной пищей, чтобы он был занят лишь сжиганием жиров, а не размышлением на тему – как жить дальше. И без того понятно, что жить станет трудно.
Михаил ел картофель, посматривал на Алёну исподлобья, а когда она сообщила об увольнении, удивлённо хмыкнул.
– Он будущую жену уволил?
Она ещё откусила, жевала очень тщательно, а таращилась на красный поднос до боли в глазах.
– С должности будущей жены он уволил меня ещё два дня назад, – сказала она, наконец.
Михаил на пару секунд застыл, даже выпрямился.
– Ого. Смотрю, у тебя чёрная полоса.
Алёна выдохнула.
– Что ты хочешь? Сказать, что я всё это заслужила? Что меня бумерангом с ног сшибло?
Барчук невольно усмехнулся.
– Не думаю, что всё так плохо.
– А я думаю, – возразила она с горячностью, – думаю, что всё именно плохо. Что жизнь моя – дерьмо, мужики все – сволочи, а родная сестра – тварь. Я вот так вот думаю.
– Забыла добавить, что еда у тебя дрянная.
– Вот и не ешь мою еду! Я всё сама съем… – Алёна вдруг замолчала, снова откусила, но не успела прожевать, поняла, что задыхается, рыдания подкатили к горлу, а из глаз полились слёзы. Жевать стало трудно, но она жевала, назло всем. – Всё съем, и, может, умру. Я всё равно никому не нужна.
– Попей водички, – посоветовал Барчук. Улыбался, старался делать это проникновенно, но Алёна была уверена, что он над ней смеётся и издевается.
Она с шумом потянула через трубочку колу. Кинула недоеденный гамбургер на поднос, стёрла со щёк слёзы.
– Что с договорами? – спросил он вдруг.
Алёна шмыгнула носом, расстроено вздохнула и посетовала негромко:
– Ещё один. – И добавила громче и возмущённее: – Не нужны мне ваши деньги! Это всё эта дрянь сделала, я больше, чем уверена.
– Какая?
– Зойка. Из дома меня выжила, в постель к Вадиму залезла, и с работы я полетела, потому что ей там мешала. А этот дурак уши развесил, – Алёна лишь головой в бессилии качнула. – Девочку невинную встретил, цветочек нетронутый!.. Этот цветочек его вместе с мамой-мозгоправом закопает.
– А ты что будешь делать?
Алёна широко повела рукой.
– В официантки пойду. На работу меня теперь никто не возьмёт. Буду бегать с подносом, и питаться объедками.
– Алёна, перестань так широко мыслить.
– А что такого? Вот ты, к примеру, возьмёшь меня на работу? Воровку и мошенницу? – Алёна уставилась на Барчука с лихой улыбкой и вызовом во взгляде. А он возьми и скажи:
– Возьму. Я возьму тебя на работу. Скажу больше: ты только что прошла собеседование. – Он оглядел стол, заставленный едой. – Как говорит мой отец: кто хорошо ест, тот хорошо работает. Вот и проверим.
Алёна помолчала. Потом вытерла рот салфеткой, нервно кашлянула, и постаралась вернуться к серьёзному тону. Поинтересовалась:
– И чем я буду заниматься?
Барчук натянуто улыбнулся.
