Утолив голод, Агасфер уселся в раскрытой двери теплушки, достал сигару, но закуривать не стал. Повернулся к Масао:
– Давайте сначала послушаем вас, Масао. Удалось повидаться с британцами?
– Да, господин Берг. Отправил в Токио шифровку, больше часа ждал ответа, но так и не дождался. Придется идти за ответом завтра.
– Миссию англичан охраняют?
– Да, у подъезда стоят два красноармейца. У меня спросили пропуск, но я сказал, что иногда работаю в саду у британцев, и меня пропустили.
– А завтра, выходит, снова попадетесь им на глаза, – покачал головой Берг. – Скверно! Охранники наверняка сообщат о визите «китайца» в Госполитохрану, и вас могут задержать и проверить. Надо было договориться с англичанами о встрече в городе.
– Я так и сделал, господин Берг! – едва сдержал улыбку Масао. – Не забывайте, я тоже разведчик!
– Я и не забываю. Молодец. Стало быть, главное сделано: в Токио получили информацию о маршруте вывоза золота и о том, где его искать. Вот только когда состоится сам вывоз? Тут многое зависит от расторопности господ американцев и этого прощелыги, «товарища Сидорова». Как он, кстати? Не приходил без меня?
– Нет, из того вагона никто не показывался. Только бутылки пустые из окон летят.
– Бутылки? Нервничают господа грабители, – понимающе кивнул Агасфер. – Ну, а у меня новостей практически нет. Хороших новостей, я имею в виду. По городу патрули рыщут – и армейские, и чекисты, и рабочие дружины. Квартала не пройдешь, чтобы для проверки документов не остановили. На толкучках – ни одного мужика, все попрятались. Пивные пустые… Нас с Евстратием возраст спас – не похожи, видать, на агентов мировой буржуазии. Бабульке корзину помогли дотащить, она успела пожаловаться, что и по домам ходят большевики, обыски устраивают. Ищут засланных из Приморья агитаторов. Краснощеков в Москве, а его заместитель Матвеев для меня времени не нашел. Вернее, к нему просто не пустили. Пришлось походить по правительственным кабинетам, поискать чиновника, готового выслушать. От меня, признаться, шарахались как от чумного, а на мандат, завизированный уехавшим в столицу президентом ДВР, смотрели весьма скептически. Он был прав, черт побери: новой России не нужны такие люди, как он! Ходить с маузером наперевес, орать на митингах и забалтывать настоящее дело лозунгами – вот что нынче ценится в Советской России! Впрочем, что-то не туда меня понесло! Так вот: доложил я клерку в правительстве, что работа экспедиции закончена и нам пора уезжать. А он стал требовать у меня письменные отчеты о результатах, представляете?
Берг закурил, наконец, свою «манилу», выпустил несколько колечек и продолжил:
– Я очень вежливо пояснил этому товарищу, что он не вправе требовать от экспедиции никаких письменных пояснений: Дальневосточная республика не готовила и не финансировала нашу экспедицию. Ее организация и бескорыстная работа в ДВР – акт моей доброй воли. К тому же изучение полученных нами сейсмологических данных требует лабораторных условий, которых Советская Россия предоставить не может, не так ли? А посему отчет о проделанной работе я смогу предоставить только после своего возвращения в Шанхай, через пару-тройку месяцев. И только в том случае, если я буду избавлен от приказных и неуместных выпадов и требований.
Андрей фыркнул:
– Ты так убедительно говоришь, отец, что даже я чуть не поверил, что мы и в самом деле чудаки-сейсмологи! И что наши интересы в стране большевиков ничуть не касаются пропавшего золота Российской империи. Ну, и чем закончилась твоя встреча?
– Этому типу в правительстве совершенно не понравились мои доводы, – усмехнулся Агасфер. – Но признаться, он ловко отыгрался! В таком случае, заявил он, мы требуем предоставить весь подобный хронометраж вашего пребывания на территории ДВР. А также указать имена всех граждан республики, с которыми ваша экспедиция контактировала, опять-таки с указанием точных мест и времени контактов. Ну, против этого возразить было сложно, и я обещал предоставить требуемое в самое ближайшее время. Правда, я поинтересовался – чем вызван интерес к людям, с которыми мы тут общались? И услышал в ответ целую лекцию о коварной мировой буржуазии, которая спит и видит – как бы напакостить Советской власти. И что компетентные органы проверят каждое мое слово.
– Скверно, господа, – высказался Масао. – Это означает, что нас ожидает детальная проверка. А если русские чекисты доберутся до Чалдона, они наверняка вырвут у ее жителей признание о золоте!
– Я тоже об этом подумал, – признался Берг. – Но мне почему-то кажется, что это простой пример забюрокраченности и подозрительности большевиков. Если бы они нам изначально не доверяли, то непременно приставили бы соглядатая. Вряд ли они имеют время и желание отправлять по нашим следам орду агентов Госполитохраны: из обрывков разговоров в коридорах правительства я понял, что в Приморье, как и упоминал «товарищ Сидоров», произошел военный переворот. Что на Читу не сегодня завтра двинется с белоповстанческими силами генерал Молчанов… Короче, большевикам не до нас! Кстати: известие о перевороте в Приморье подтвердил и мой визави в правительстве: он весьма злорадно заметил, что торопиться с отъездом нам не стоит, ибо железнодорожное сообщение с Владивостоком все равно прервано по военным обстоятельствам.
– Но вы ему сказали, Берг, что мы и так намеревались уходить через Маньчжурию, с эшелоном американцев? – подался вперед Масао.
– Сказал. Но вы невнимательно слушали меня, Масао: нам запрещено покидать Читу без особого разрешения. А это разрешение будет дано только после проверки нашего хронометража.
– М-да, – разочарованно протянул Андрей. – Наверное, не стоило злить этого клерка своими нравоучениями, отец…
– Может быть. Но что сделано, то сделано, сын.
– Надо поискать Ханжикова, папа! Или уполномоченного Сибревкома Горностаева! Они помогут нам, объяснят в правительстве – кто мы и по чьему разрешению приехали.
– Ханжиков? Пробовал я его разыскать, Андрей, – вздохнул Берг. – Но ведь он военный, а мы у большевиков, не забывай! Они отличаются крайней подозрительностью к иностранцам… К высокому штабному начальству меня не допустили. А когда я стал наводить справки у помощника военного коменданта, то сам попал под перекрестный допрос. «А зачем он вам? А что вас связывает? Где вы познакомились? А не встречались ли вы раньше в Шанхае?» Ну, и коронный вопрос: что я делал до 1917 года?
– Господи, так ведь дело-то житейское, – подивился Андрей. – Ты сестре Ханжикова в деревню гостинец от него передал, а теперь хочешь отчитаться о выполнении поручения, рассказать ему о ней…
– Не стал я Марию Родионовну поминать, Андрей. Не хочу, чтобы ему или ей неприятности из-за общения с иностранцами вышли. Да и чем Ханжиков нам помог бы? Он же всего-навсего младший командир… Вот Горностаев – тот мог бы посодействовать. Но, говорят, нет его в Чите. Выехал с докладом в Новониколаевск, а когда вернется – бог весть…
Вспомнив про Марию Ханжикову, Агасфер помрачнел. Короткое знакомство с этой женщиной поселило в его душе новые смутные чувства. Первый шок от известия о причинах и обстоятельствах смерти его первой невесты Настеньки, искренняя благодарность к Ханжиковой, принявшей участие в судьбе совершенно не знакомой ей беженки, постепенно сгладились, уступили место размышлениям о превратностях судьбы. Этот интерес настораживал и самого Берга. Он пытался объяснить свое внутреннее влечение к женщине своим многолетним одиночеством и отсутствием в его шанхайском окружении умных и незаурядных собеседниц. Но довольно быстро вынужден был признаться самому себе, что его тянет к Ханжиковой вовсе не от скуки…
