– Шипы? – остолбенев, переспросила помощница.
– Да-да, быстрее давай… – Мила вылетела из кабинета, а я зло оскалился и забормотал некстати вспомнившуюся дурацкую переделанную скороговорку из прошлой жизни, которая тем не менее как нельзя лучше соответствовала моему текущему настроению:
– Шел Шива по шоссе, сокрушая сущее, а навстречу Саша шла, круглое сосущая…
Зал гудел. Ельцин вышел из-за кулис, сияя улыбкой и бросая по сторонам горделивые взгляды. Его соратники, сидевшие в Президиуме и в первом ряду, – Хасбулатов, Руцкой, Бурбулис и остальные, мгновенно вскочили и угодливо захлопали. А ведь уже через два года они окажутся по разные стороны баррикад и примутся стрелять друг в друга из автоматов, гранатометов и танков, разом опустив страну на уровень какой-нибудь опереточной латиноамериканской диктатуры. А сейчас вон аплодируют друг другу, уроды… Я не помнил, приезжал ли Ельцин в Верховный Совет, дабы насладиться собственным триумфом, в прошлый раз или это очередное небольшое изменение истории, но это было и неважно. Он был здесь, и я был здесь. И хрен с ним, что там насчет меня придумали Примаков с остальными. Я их, несомненно, уважаю, но упустить такой момент просто не могу!
Ельцин подошел к трибуне, и я, воздев букет, ринулся вперед… Вероятно, если бы за время своего «депутатства» я как-то успел проявить себя, обозначить свою позицию – возможно, меня бы попытались остановить, перехватить. Кто-нибудь – либо соратники, ну, чтобы не смог обойти их на повороте, либо противники, чтобы не устроил чего непотребного. Но сейчас с букетом к Лидеру Нации и Великому Герою, Поправшему Историю, направлялась воплощенная серость и незаметность. Поэтому в большинстве взглядов, направленных на меня, сквозило пренебрежение с легким снисхождением. Мол, «заднескамеечная серость» пытается хотя бы разок «засветиться на экране» путем откровенного жополизства и таким способом хоть чуть-чуть повысить свою «капитализацию»… Одним движением взлетев на сцену, я выставил вперед букет и двинулся к трибуне, заслоняясь букетом одновременно и от президиума, и от зала. Уж больно лицо у меня было перекошенное. Улыбка Ельцина стала этакой снисходительной и немного картинно-усталой, мол, ну зачем эти почести, я – простой человек, честно сделавший свое дело…
– Флысь! – Тридцать белых роз разлетелись облаком, исцарапав стоявшему передо мной предателю и подонку всю морду. А следом ему прилетела и оплеуха. Причем от души так – по полной. Так, как я когда-то и хотел – чтобы пальцы заболели! Первый Президент Свободной России не удержался на ногах и шмякнулся на задницу. А я сделал шаг вперед и, повернувшись к микрофону, начал:
– Тысячи лет…
