– И денег займешь? – рассмеялся Пыря.
– Да, – спокойно ответил я. – И денег тоже.
Все мгновенно замолчали. Нет, о том, что деньги у меня есть, все знали. А кто не знал – тому достаточно было просто оглядеться… Но раньше, если кому-то нужны были деньги взаймы, меня об этом спрашивали индивидуально. И сам я никому их не предлагал. А тут…
Народ переглянулся, а я улыбнулся и снова повторил:
– Да, денег я тоже займу. Так что подумайте, сколько вам надо, и подходите, – деньги у меня действительно были. После выплат очередных роялти и подведения итогов финансово-хозяйственной деятельности нашего кооператива за девяносто первый год, который мы, по моему настоянию, специально провели уже в конце ноября, у меня на счету осталось около ста тысяч рублей. И это учитывая, что мы поменяли нашу старенькую «Саранчиту» на новую «Ниву» в экспортном исполнении. Причем купил нашу «старушку» как вы думаете кто? Правильно! Витя Цой, который так и продолжал до того момента ездить на нашем старом «Москвиче». Похоже, он на нем просто не доехал до того места, на котором он погиб в прошлый раз, к тому самому моменту, в котором все так трагично сошлось. Так что сейчас Витя был вполне себе жив и здоров. Чему я был искренне рад… Плюс я окончательно выкупил у наших московских родственников старый прадедов деревенский дом, выплатив моим дядьям по восемнадцать тысяч рублей каждому. Этого должно было хватить на то, чтобы каждый из них, при желании, купил себе по дому с участком, причем даже еще и поближе к Москве. Ну или приобрел по кооперативной однушке. Плюс закупка продуктов и тех же долларов. И вот после всех этих трат у меня на счету оставалась такая сумма… Так что я реально ломал голову насчет того, куда девать деньги, которые через месяц начнут стремительно превращаться в фантики. Ну и почему бы в таком случае не раздать хоть часть пацанам?
– А отдавать нам как? – задумчиво произнес Пыря.
– Отдадите, как сможете, – отрезал я. – Или вообще не отдадите. В смысле деньгами. Долги ведь можно возвращать по-разному… Ну, если вы, конечно, доверяете мне в том, что я не попрошу от вас недостойного или невозможного.
Над столом повисла ошеломленная тишина, а потом ко мне наклонился Козя и, хлопнув по плечу, произнес слова, которые медом растеклись по моему сердцу. В прошлой жизни я слышал их только один раз. И произошло это гораздо позже – уже в нулевых…
– Ром, ну вот если кому уж в этом доверять – так именно тебе, – после чего он ехидно улыбнулся и иронически добавил: – Так что не беспокойся – мы найдем, куда пристроить твои деньги, – и народ тут же хором грохнул во весь голос…
Ну а когда отсмеялись, ко мне наклонился Пыря и напомнил:
– А помнишь, как мы обещали тебе желание?
Я, улыбаясь, кивнул. Он тоже улыбнулся и кивнул в ответ, произнеся:
– Я тоже. И не собираюсь от этого отказываться.
А потом мы хорошенько выпили…
Часа через четыре, когда девчонки отделились от нас и, шустренько собрав посуду, унеслись на кухню и засели там поговорить о своем, о женском, мы высыпали на балюстраду. Кто покурить, а кто так, посмотреть на вечернюю Москву. Она изрядно похужела за это время – стала грязнее, заметно потеряла столичный лоск, обзавелась язвами стихийных рыночков у метро и таксистами-торгашами, не занимающимися перевозкой людей, а барыжащими левой водярой… ну и бабульками, занимающимися тем же самым. А также бандитами, уже даже особенно не скрывающимися и все больше становящимися кумирами для дворовых пацанов. Помнится, в десятых годах следующего века страшно ругали власть в том числе и за то, что, мол, дети мечтают стать «ментами» и чиновниками, вместо ученых, инженеров, учителей и врачей… напрочь забыв о том, что десятилетием раньше о врачах и инженерах тоже речи не шло. Потому что дети мечтали стать именно бандитами. Ну или бандитскими шмарами…
Но сейчас, в вечерних сумерках, расцвеченная огоньками, она была прекрасна. И меня внезапно взяла такая тоска по рухнувшей стране. Я вспоминал наше детство, черную икру в детском саду, спортивные секции, в которых я занимался за копейки, художку, музыкалку, пионерлагерь, наши путешествия на машине по всей огромной стране, раскинувшейся на шестую часть суши. Все плохое как-то само собой ушло на второй план, а все хорошее всплыло и до отказа заполнило память… Вот какого хрена я в своей второй жизни уткнулся только лишь в свою собственную жизнь? Ну ладно, не совсем собственную – и ребята рядом со мной тому подтверждение, но, может, нужно было сделать что-то еще? Что-то, чтобы наша большая страна сохранилась. Я считал, что это невозможно – но я ж ничего и не делал особенно. Жил как получалось, как сумел… а может, надо было как-то по-другому? Рваться наверх, дудеть во все доступные уши! Я вон даже, как-то не особенно напрягаясь, сам по себе завел знакомство с очень непростыми людьми. И даже почти ничего не делая, кое-что все-таки сумел изменить. Да, мало, да, я до сих пор не совсем понимаю, как это получилось, но может, стоило напрячься как-то посильнее? Я вздохнул – теперь-то уж что об этом думать…
А через день, когда я торчал в своем депутатском кабинете в Белом доме, ко мне заглянула моя помощница Мила и сообщила, что сегодня в двенадцать часов дня перед нами выступит великий воин, легендарный богатырь, мановением руки сбросивший с плеч России Ненавистное Иго Коммунизма и напрочь повергнувший Империю Зла под названием Советский Союз – первый Президент Свободной России Борис Николаевич Ельцин.
Поначалу я решил не ходить. Потому что хандра, охватившая меня вечером воскресенья, так никуда и не ушла. Вследствие чего два последних дня у меня не было никакого настроения – все валилось из рук, в голову лезли странные мысли… например, вспомнилось, как в прошлой жизни я страстно мечтал дать в морду Ельцину и Горбачеву. Причем как-то раз с Горбачевым это едва не получилось. В тот момент меня пригласили на какое-то мероприятие, проводившееся в мэрии Москвы. Нет, не в доме на Тверской, которая бывшая резиденция московских генерал-губернаторов, а в бывшем здании СЭВа, которое Лужков сумел отжать в пользу Москвы после развала и упразднения этой организации. И вот там среди остальных гостей обретался и Горбачев. Блин, каким же он тогда выглядел жалким… старым, дряхлым, с пятном на лбу, ставшим еще более уродливым, так что я как-то застеснялся что-то делать. Впрочем, он в моем антирейтинге все-таки стоял на втором месте. На первом был Боря-алкоголик… И вот ему врезать хотелось так, чтобы напрочь отбить пальцы, чтоб кулак от удара заболел! Впрочем, не факт, что у меня получилось бы и с Горбачевым. Вполне возможно, рядом с ним ошивались какие-нибудь телохранители. Я ж не приглядывался… Ельцин же к тому моменту уже сдох, так что был недосягаем. Ну да немудрено, если вспомнить, как он по-черному квасил. А потом меня как ударило…
– Так, Мила, бегом сюда! – заорал я помощнице, лихорадочно выуживая из бумажника деньги. – Сейчас бегом в цветочный ларек, ну который на первом этаже – купи тридцать роз.
– Каких? – испуганно пикнула она.
– Белых! – Лучше бы подошли серебряные – все ж знают про «тридцать сребреников», но таких пока нет. Красить розы, шприцами вливая в стебель краску, научатся гораздо позже… – а если белых не хватит – бери любые. Главное, чтобы шипы были подлиннее.
