– Товарищ капитан, – затянул я, уже понимая, что отвертеться не получится. Не тогда, когда командир уже озвучил приказ. – А чего опять мы-то? У «пехоты» же тоже бульдозеры…
– Ты мое распоряжение слышал? – тут же вызверился ротный. – А ну бегом в расположение!
В располаге меня попытался перехватить замполит.
– Марков, ты не забыл, что у тебя сегодня партсобра…
– Никак нет, товарищ старший лейтенант, не получится ничего, – на ходу отмазался я. – На выезд уезжаю. У перевала Рабати-мирза обвал, а со стороны кишлака Дуги уже колонна идет…
Замполит растерянно замер.
– Но, как же… это же… – но я его уже не слушал, влетая в каптерку. Упаковаться следовало по полной. Не факт, что с завалом получится разобраться до заката, а ночевка в горах – дело такое… Но практически сразу же за мной ввалился и опомнившийся замполит. В принципе, он был мужик неплохой – не трус, довольно толковый, но все портила его должность. Дело в том, что в это время в армии уже вовсю цвел и пах формализм. Причем именно в политорганах он цвел и пах особенно буйно! Вследствие чего вся партийно-политическая работа в настоящий момент сводилась к десятку давно отработанных и со всех сторон одобренных штампов. Наглядная агитация, мероприятия, социалистическое соревнование, которое, кстати, Ленин отчего-то считал эффективным заменителем рыночной конкуренции, отдавая ему на откуп место главного двигателя социалистической экономики, – все это в армии дошло до такого предела, что от того, каким образом все это делалось, чуть ли не блевать тянуло. Ну вот как можно взять индивидуальные социалистические обязательства на следующий год, если за этот год состав роты сменится наполовину? Откуда ты узнаешь, какие люди придут взамен? Чего они хотят? Насколько будут подготовлены или хотя бы развиты? Как вообще будут распределены? Не подкинут ли нам «залетчиков» из каких других подразделений? Это ж не заводская бригада и не коллектив какого-нибудь локомотивного депо, в которых за год, дай бог, один-два человека поменяются! Но – нет. К первому января извольте составить пофамильную ведомость принятых соцобязательств, после чего оформить ее на стенде, а потом, после каждого дембеля, аккуратно подчищать фамилии уволившихся, вписывая вместо них новичков… Или комсомольские собрания? Я вон первые полгода исполнял обязанности комсорга взвода. И что? Любое выступление должно быть согласовано. Причем лучше всего, если выступающие напишут его на бумажке и предварительно представят замполиту. А то, не дай бог, кто чего лишнего ляпнет… То же самое и ступенью-двумя выше. А когда меня три месяца назад избрали делегатом на отчетно-выборное комсомольское собрание части, так замполит со мной мое выступление ажно трое суток репетировал и шлифовал. Как уж тут «живое творчество масс»… Но я терпел. На хрен мне неприятности с политорганами! У меня вон в журнале «Советский воин» новая повесть вот-вот должна выйти… И не то чтобы я так уж очень рвался ее там публиковать, но когда предложили – решил не отказываться. Тем более что после службы я планировал дописать ее до романа, добавив к написанному еще одну-две части. Потому и старался тихо-спокойно служить, делая свое дело, не выступая и не создавая никому проблем… но тут, блин, замполиту втемяшилось в голову принять меня в партию. И произошло это аккурат после комсомольского собрания части, на котором мое выступление было очень одобрительно встречено присутствовавшим на нем начальником политотдела нашей дивизии. Ну дык, красиво говорить я научился еще в прошлой жизни – столько всяких интервью, выступлений и конференций с «круглыми столами» за плечами, что это было совсем не мудрено. Вот начпо и отметил мою «уверенную манеру держаться». Причем закончил он свое выступление пожеланием всем комсомольцам осваивать «эту нелегкую науку», которая точно им пригодится, когда они двинутся дальше уже по партийной стезе. И вот эта сентенция отчего-то нашему замполиту запала в мозги. То есть он воспринял ее как руководство к действию.
Так-то призывников в партию практически не принимают. Не то чтобы насчет этого есть какое-то распоряжение – вероятно, просто считают пока незрелыми. Призывной контингент – дело такое, в любой момент может куда-нибудь вляпаться или чего-то отчебучить. Ума-то нету, как говорил известный юморист Евдокимов – а замполитам потом отплевывайся! Впрочем, может, и распоряжение есть. Не знаю – никогда этим не интересовался.
Как бы там ни было, наш замполит буквально вцепился в эту идею. Потому как я ж, типа, не остальные. Это и начпо отметил. Да и вообще вон какой набор – и олимпийская медаль, и книги, и отличник по жизни, потому как в универе у меня тоже все сессии сданы только и исключительно на отлично. Хотя, если честно, не всегда заслуженно. Ну и про мои приключения в Кошице и Париже он откуда-то тоже сумел разузнать. А во время них я точно показал себя «вполне зрелым и политически подкованным»… То есть, по его меркам, я был достоин гордого звания члена КПСС. Вот он и воодушевился. А может, им еще там, в их политических кругах, преференции какие положены за членов партии из числа призывников. Хотя, скорее всего, куда меньшие, чем наказание, если таковые накосячат… И после того, как он воодушевился сам – сумел еще и «заразить» своей идеей замполита полка. После чего был взят курс на то, чтобы «воспитать в нашем коллективе молодого коммуниста». Ну и куда мне было деваться после того, как они вдвоем на меня насели? Вот так и пришлось собирать характеристики с рекомендациями и писать заявление о приеме кандидатом в члены КПСС. И как раз сегодня должно было состояться партийное собрание батальона по рассмотрению этого моего заявления.
– Так, Марков, я вижу, что ты очень не понимаешь, какая на тебя…
– Товарищ старший лейтенант, – взмолился я, быстро переоблачаясь в «рабочую» полевуху, – да я-то что могу сделать? Неужто вы думаете, что меня так прет ехать на ночь глядя за полсотни километров от располаги, а потом несколько часов пахать как обычный тракторист! Я же все-таки старшина роты, а не бульдозерист, блин, Гусеничкин! Сможете меня оставить – так я и с удовольствием! Но это вам не со мной, а с ротным решать надо…
Замполит заткнулся и наморщил лоб.
– А кто распорядился?
– Не знаю! Мне ротный приказ отдал. Но он из штаба шел. Так что, скорее всего, распорядился кто-то повыше…
– Хорошо, никуда не уходи…
– Так точно! – оттарабанил я, натягивая ватник и тайком усмехаясь. Хрен у замполита что-то получится. Судя по тому, как ротный быстро вызверился, хвоста ему накрутили сильно… Нет, я не то чтобы категорически не желал вступать в партию. Хотя никакого пиетета перед этой «руководящей и направляющей силой современности» не испытывал.
В прошлый раз я вступил в нее где-то году в восемьдесят пятом, уже будучи лейтенантом и командиром взвода. Причем даже некоторое время был очень горд этим фактом. Вот такие у меня засранные мозги в то время были… Впрочем, среди рядовых членов партии нормальных людей было довольно много. Ничуть не меньше, чем среди беспартийных. А вот как чуть выше возьмешь… Достаточно вспомнить выступление бывшего первого секретаря Свердловского обкома и Московского городского комитета КПСС, а затем и секретаря ЦК КПСС Ельцина в Конгрессе США. Да-да, то самое, во время которого он заявил: «Мир может вздохнуть спокойно: коммунистический идол, который сеял повсюду на земле социальную рознь, вражду и беспримерную жестокость, который наводил страх на человеческое сообщество, рухнул. Рухнул навсегда. И я здесь для того, чтобы заверить вас: на нашей земле мы не дадим ему воскреснуть!» Как вам такое заявление от человека, который на протяжении целых двадцати пяти лет своей жизни строил карьеру исключительно по партийной линии и за это время сумел подняться на этом пути до самых высших партийных высот? Представляете уровень отбора и подготовки кадров в КПСС, если до этих самых высот смогли спокойно добираться подобные ренегаты и предатели? А ведь он такой был не один! Девяностые всей стране показали очень наглядно, какие они на самом деле – партийные начальники. Ну и комсомольские до кучи. Насколько я помню – подавляющее большинство самых циничных банкиров и олигархов вышли как раз из этой партийно-комсомольской кодлы. То есть ребята, ничтоже сумняшеся, с полпинка предали все те идеалы, в верности которым клялись. Причем не один-два, а массово. И более того, как только это стало безопасно, с огромным энтузиазмом принялись заниматься тем, за что ранее грозно ставили на вид, наказывали, разбирали персональные дела и иными способами ломали людям судьбу и жизнь… Так что у меня не было особенного желания снова оказаться в подобной гоп-компании.
