– М-м-м… ну и пусть делают. Я ж не против. Зачем мне…
– Специально ради встречи с вами, Роман, – поспешно прервал меня «прилизанный», – сюда, в Ленинград, точно никто не поедет.
– Ну так это же будут каникулы. Так что я уже буду не в…
– Это тоже не выход. Поскольку вся пресса приедет в Москву освещать Олимпиаду – они и будут освещать Олимпиаду. И про вас они точно вспомнят, только если вы будете частью этой Олимпиады, понимаете?
Мой «парижский вояж» действительно прогремел. Несмотря на то что вылетать домой мы должны были уже в понедельник, то есть на следующий после марафона день, в Париже я задержался еще почти на целую неделю. Под предлогом того, что мою ногу, которую осмотрели и подлечили французские медики, пока лучше не беспокоить. Но реально потому, что четыре дня подряд, до самого вечера четверга, через мой номер потоком шли корреспонденты, представители общественных организаций, деятели культуры, депутаты и все такое прочее. Ибо я – на некоторое время, естественно, – стал модной темой. К тому же та худенькая француженка, чья собачка так мне подгадила, оказалась внучкой известнейшего французского кутюрье Пьера Нордена. Тот был открытым геем и никогда не был женат, а ее бабушка была известной актрисой и обладала просто бронебойным шармом, вследствие чего, по признанию кутюрье, оказалась единственной женщиной, с которой он имел в жизни близость… Впрочем, это было не важно. А вот то, что Изабель буквально прописалась в моем номере, взяв на себя обязанности моей сиделки, а также секретаря и как бы не телохранительницы, позволило французской прессе удариться в буйные романтические фантазии о внезапно вспыхнувшей любви «мужественного русского bogatir» и утонченной француженки. Хотя я почти сразу же сообщил Изабель, что у меня есть невеста и что я ее очень люблю. Уж не знаю, были в действительности у нее в отношении меня какие-то планы (ну хотя бы на небольшую интрижку), но ее реакция меня очень порадовала. Она сказала, что и не думала ни о чем подобном, а просто считает себя виновной в моей травме, а посему назначает себя моей сестрой и будет заботиться обо мне со всем сестринским вниманием. Что же касается моей невесты, то она очень хочет с ней подружиться. А еще перед отъездом, выспросив у меня ее размеры, приволокла мне для Аленки целый чемодан шмотья «от дедушки». Вряд ли из новой коллекции, конечно, но и то… Для журналистов этот момент остался за кадром, а вот дружеский поцелуй от Изабель в щечку, в аэропорту, куда она приехала меня проводить, они запечатлели со всех сторон. Что вызвало новый всплеск интереса к моей персоне. Хоть и не настолько большой, чем первый. Но ее слова о том, что она непременно приедет в Москву, на Олимпиаду, на которой будет болеть за меня, вновь были растиражированы на всю Францию. И это несмотря на то, что я ей говорил, что не участвую в Олимпиаде… Вследствие всего этого у меня дома, как я и ожидал, случились большие проблемы. И, так сказать, «от государства», и от моей любимой.
Впрочем, с государством все устаканилось довольно быстро. Поскольку реакция иностранной (в первую очередь французской) «прессы» оказалась на девяносто процентов положительной, мне хоть и устроили головомойку за, так сказать, излишнюю инициативность и отступление от согласованного сценария, но эдак по-доброму. Без огонька. На чем все и закончилось… С любимой же ситуация оказалась немного посложнее. Впрочем, как только на меня начался относительно серьезный наезд – я припомнил предыдущий случай нашей размолвки, ну, когда она устроила мне многодневный игнор из-за письма внучки маршала Бабаджаняна, и совет деда. После чего довольно жестко заявил:
– Я ничего никому объяснять не буду. Я тебе уже сказал, что люблю только тебя. И хочу быть только с тобой. Никто больше меня в качестве человека, с которым я хочу прожить всю оставшуюся жизнь, не интересует. Так что реши для себя сама – ты хочешь быть со мной? Если да – то ты мне доверяешь. Если нет – то нам надо перестать друг друга мучить… – и, посмотрев в ее испуганные глаза, пояснил уже куда менее жестким тоном: – Пойми, малыш, в жизни людей всякой грязи и домыслов всегда много. Особенно людей более-менее известных. А я уже стал таким «более-менее». Не как какой-нибудь артист, конечно, но и писатели со спортсменами у нас во многом на слуху. Так что раз уж я в это вляпался, то они будут и вокруг меня. Поэтому реши один раз, последний – ты мне веришь?
Она несколько мгновений молча смотрела на меня глазами раненой серны, после чего сделала шаг вперед и, уткнувшись мне в грудь лицом, тихо прошептала:
– Да… – на этом, как я думал, все мои проблемы и закончились. И вот на тебе…
«Прилизанный» улыбнулся:
– К тому же есть еще один момент. Мадемуазель Изабель Жорийяр забронировала номер люкс в отеле «Космос» и выкупила билеты на несколько соревнований, одним из которых является марафонский забег.
Я в голос застонал. Ну вот за что мне это?!
– Слушайте, если вы считаете, что это послужит для меня дополнительным побудительным мотивом согласиться на ваше предложение, то дела обстоят совсем наоборот. Изабель, конечно, хорошая девушка, но мне совсем не нужно…
– Роман, нашей стране нужно, чтобы вы участвовали в Олимпийском марафоне! – голос и взгляд «прилизанного» стал излучать металл. Я свирепо вскинулся. Но сидевший передо мной в кабинете декана человек был достаточно опытен, чтобы понять, что чуть не перегнул палку. Поэтому он забросил мне еще одну наживку. Куда более вкусную для меня.
– Ну неужели вы откажете Изабель в маленьком сувенире. Ведь как раз в июле должна выйти ваша первая книжка в новой серии. Тем более должен вам сказать, что ее мать последние несколько лет близка с одним из главных акционеров одного из крупнейших французских издательств – Fayard, в котором, кстати, выходили книги о Фантомасе, – и он поощряюще улыбнулся. А я задумался. Да, тут дяденька меня поймал…
Дело было в том, что у одного из спортсменов, отобранных для участия в соревнованиях по марафону на Олимпиаде-80, воспалился аппендикс. Вследствие чего ему пришлось срочно делать операцию. После чего он, естественно, напрочь выпал из тренировочного процесса. Но СССР, как страна, проводящая Олимпиаду, имела право на замену. Ну, или просто имела, безотносительно Олимпиады. Скажем, у нашей страны было некое твердое количество мест, которые она могла заполнить кем хотела. Я ж был не настолько погружен в перипетии большого спорта, чтобы хорошо разбираться во всех этих правилах… Вот в качестве этой замены и решили выставить меня. Естественно, в первую очередь по, как это говорилось в покинутом мною будущем, медийным соображениям. На сколько-нибудь заметный спортивный результат от меня никто обоснованно не рассчитывал. Уж больно высокая конкуренция ожидалась на предстоящей Олимпиаде.
Дело в том, что то ли из-за того, что СССР пока так и не ввел сороковую армию в Афганистан, то ли по каким еще причинам, но бойкот Олимпиады здесь устроить не удалось. Ну не то чтобы совсем-совсем, но он точно не набрал того размаха, который я помнил. Нет, американцы пытались шуметь, грозить, даже слово это звучало, но вроде как СССР пока как-то получалось все это купировать. И на данный момент ни один олимпийский комитет ни одной страны так и не объявил, что ее спортсмены не приедут на Олимпиаду в Москву. Хотя индивидуальные отказы случились. Но их было немного. И были они по большей части не от топовых спортсменов, а от всякой шушеры из второго эшелона, пытающейся хоть так попиариться и обратить на себя внимание возможных спонсоров. Все же топовые спортсмены подтвердили участие… Так что «мировой спортивный праздник» в Москве на этот раз должен был пройти с куда большим размахом, чем в той истории, которую здесь помнил только я. И поучаствовать в ней реально было бы интересно. Вот только у меня на время Олимпиады были совершенно иные планы. Но, увы, все они вот только что пошли по боку. Зарубежное издание есть зарубежное издание. Особенно в это время.
