– Товарищ Чур. Там, помощник комиссара с пленными поговорил…
Закуривая, я пробурчал:
– И что?
– Так уже четыре человека хотят к нам присоединиться.
Было видно, что Женька крайне удивлен этим фактом и его распирает прямо сейчас начать задавать вопросы, но воспитание не позволяет. Я лишь пожал плечами:
– Фигня, барон. Это до них еще Лапин не добрался. После него – половина захочет с нами плечом к плечу воевать. Но это еще заслужить надо…
Кузьма на мои слова улыбнулся и, неопределенно махнув рукой, сказал:
– Я, пожалуй, пойду. Действительно, с людьми пообщаться надо.
И уже отходя, многозначительно кивнул Бергу, показав глазами на меня. Дескать – присмотри за командиром, а то чую, что он сейчас всего с парой охранников к этим непонятным офицерам рванет. Евгений, поправляя автомат, понимающе ощерился – мол, будьте покойны, все под контролем. Хмыкнув по поводу этой секундной пантомимы, я не стал ее комментировать. Тем более что комиссар ошибался. Не та ситуация, чтобы ехать к золотопогонникам. Как говорится – обед за брюхом не ходит. Поэтому, помедлив пару секунд, приказал:
– Сопроводить эту сладкую парочку до границ лагеря. Оружие вернуть. – И обращаясь к освобожденным пленным, добавил: – Вашего капитана жду здесь через час. Возле того броневика… Да, и еще – если у вас в результате боя раненые образовались, то можете тащить их к нам. Доктор у нас толковый, так что поможем, чем сможем. Всё – свободны!
Поручик на секунду замялся:
– Господин капитан ранен. Если на встречу придет кто-то другой, вас это устроит?
Я кивнул:
– Без разницы.
После чего повернулся и пошел смотреть, как Лапин будет охмурять щирых запорожцев. Я уже видал, насколько виртуозно он с матросней севастопольской общался. Но там были пусть и условно, но союзные бойцы. А здесь же – безусловные враги. Вот меня интерес и разобрал.
М-да… буквально через сорок минут уже полтора десятка пленных прямо-таки в голос требовали, чтобы их приняли в ряды Красной Армии. Остальные вели себя потише, но слушали с большим интересом. А я лишь улыбался во весь рот, наблюдая за работой профессионала. Причем комиссар даже особо не сыпал лозунгами. Для начала он на пальцах объяснил ближайшее будущее УНР и последствия этого «будущего» лично для каждого из сидящих здесь. Пленные сильно озадачились. Потом Лапин усугубил негатив. И озадаченность перешла в озабоченность. Ну а в завершение, будто между делом, осветил принимаемые для трудящихся законы в Советской России. «Запорожцы», будучи в основном селюками, крайне заинтересовались последним. Нет, еще в прошлом году они слыхали про «землю крестьянам», но сейчас их интересовала конкретика. Вопросы сыпались безостановочно, а я, с сожалением глянув на часы, вынужден был отвлечься от столь занимательного зрелища, направляясь к броневикам, возле которых назначил встречу капитану.
Ждать представителя сводного отряда не пришлось, так как уже на подходах я увидел, что двое бойцов сопровождают в нашу сторону человека в офицерской форме. Тот оказался усатым хмурым мужчиной, лет тридцати пяти, среднего роста, с маленькими серыми глазами и прической ежиком. Вскинув руку к фуражке, он представился, при этом с интересом разглядывая меня:
– Штабс-капитан Нетребко.
Представившись в ответ, спросил:
– Что – раненых нет? Вроде говорили, что вашего начальника зацепило…
Капитан сухо известил:
– Благодарю. С ними управились своими силами.
Я равнодушно пожал плечами:
– Дело хозяйское. Сколько у вас бойцов?
Помявшись, Нетребко быстро понял, что мои разведчики наверняка уже все, что надо, высмотрели, поэтому ответил честно:
– В строю девять активных штыков. Имеем на руках еще двоих раненых и одиннадцать воспитанников Проскуринской школы военного ведомства.
– Хм… то есть людей осталось только-только до первого боестолкновения? А чем ближе к линии фронта, тем шанс этого столкновения выше…
Капитан на этот риторический вопрос отвечать не стал. Помолчали, потом я подытожил:
– Мальчишек отдайте мне. Вместе с преподавателями. Я их хотя бы до безопасного места целыми доведу…
Офицер поджал губы:
– Из преподавателей после боя остался лишь один. И тот ранен. А кадеты… Честно говоря, есть у меня опасение, что они будут категорически против передачи их красным. Воспитаны-с не так.
Закурив, я усмехнулся:
– Знаешь, капитан, за этих кадетов не с меня, а с тебя на том свете спросят. Я, конечно, сомневаюсь, что когда вас в следующей стычке положат, то и ребят тронут. Но время сейчас настолько поганое, что надо быть готовым ко всему. А насчет «против – не против» так скажу – если бы им было лет по пятнадцать, то согласился бы с тобой. Но это дети. Просто объясните им, что мы рейдовый отряд российской армии. Без уточнения цветовой дифференциации. Ну и препода с ними передайте. Он там как – говорящий, или ранение тяжелое?
«Благородие», после моих слов, покатал желваками, но ответил без психа:
– Господин штабс-капитан ранен в ногу. В сознании, но ходить не сможет.
Я обрадовался:
– О! Вообще хорошо! Пока определим их к медикам. Так что будут в безопасности. И не волнуйтесь – при первой возможности передадим пацанов в Севастопольский кадетский корпус.
Нетребко насупился:
– Очевидно, вы не в курсе – там морской корпус. Где сухопутчикам придется очень несладко, даже невзирая на защиту офицеров-воспитателей. Дети злы…
Поняв, о чем он говорит, я выругался:
– Вот ведь мля… Согласен. Ладно, переиграем! Ведь это же не младенчики, в конце концов? Попки им вытирать уже не нужно? Поэтому передам их в Качинскую летную школу. Пусть с детства к технике привыкают. Глядишь, может, кто из них вторым Нестеровым станет.
Капитан, тронув ус, удивленно протянул:
– Неожиданное решение… Я, конечно, не знаю, как там у красных дела обстоят, но вы уверены, что командный состав школы к вам прислушается? Все-таки это воинская часть, а не специализированное учреждение…
– Уверен.
Видно было, что Нетребко поплыл, так как понимал, что пацаны для его отряда – это обуза. И я во всем прав. Только чувствуя ответственность за них, еще сомневался, как поступить. Мне эти сомнения импонировали, но затягивать разговор не хотел и думал уже надавить на собеседника. Но тут из-за броневика вырулил мой начштаба, с амбарной книгой в руках. А увидав штабс-капитана, застыл, удивленно воскликнув:
– Тарас Григорьевич, вы ли это?
Нетребко не менее удивленно захлопал глазами:
– Господин полковник?
[37]
