– Поэтому забронируйте нам место с той стороны, – Кобылкина кивнула на окно, – три на шесть метров, восемнадцать квадратов, с возможностью проезда и разворота.
– Э-э-э… – не зная, что сказать, я посмотрела на Диму.
– Простите, Елена Владимировна, я понимаю ваше горячее желание помочь юной звезде, но это, к сожалению, не в вашей компетенции, – спас меня помощник. – Гражданке Кобылкиной придется обратиться с письменным заявлением к председателю Таганского райсуда Анатолию Эммануиловичу Плевакину, никак иначе этот вопрос не решится.
Я вздохнула и развела руками, показывая, что хотела помочь, но, увы, не могу… К Плевакину, все к Плевакину!
– Вероника Павловна, я провожу вас в приемную председателя суда. – Бесценный Дима вежливо, но настойчиво потянул гражданку Кобылкину со стула.
– А рулеточку, рулеточку-то заберите! – спохватилась я, когда они уже выходили из кабинета.
Дима вернулся, забрал со стола веселую желтую строительную рулетку, подмигнул мне и вышел.
Я откинулась на стуле и сдернула с лица медицинскую маску, чтобы она не мешала расползаться широкой коварной улыбке.
Получи, Анатолий Эммануилович, гранату!
Почувствуй, как интересно участвовать в делах о красоте. Никакого театра не надо, интерактивное шоу с доставкой на рабочее место обеспечено!
Школа юных звезд «Олимп» помещалась на втором этаже небольшого нового бизнес-центра. Арендаторов там пока было мало, а охраны на входе и вовсе не имелось, поэтому Натка вошла в пустой гулкий холл беспрепятственно.
По углам на лестнице, по которой она поднялась быстрым шагом, торопясь пообщаться с администратором и мчаться дальше – на работу, еще стояли стремянки, пластиковые ведра из-под краски и какие-то бугристые мешки, в коридоре отчетливо пахло ремонтом.
Дверь «Олимпа» выделялась в общем ряду – ее обрамляла арка из разноцветных воздушных шариков, а на ней самой висел плакат с улыбчивыми рожицами и надписью: «Мы открылись! Добро пожаловать!» Рожицы и надпись кто-то не слишком искушенный в искусстве создания художественных произведений выполнил обычной гуашью, кисточкой по ватману.
– Хенд-мейд, – оценила Натка.
Конечно, можно было просто сказать, что плакат самодельный, но хенд-мейд звучало куда как лучше. От слова «самодельный» тянуло нафталином, затхлостью, скрипучей гармошкой и нестройным пением вокально-инструментального ансамбля сельского Дома культуры. Слово «хенд-мейд» приятно пахло уникальностью с нотками эксклюзива.
За дверью с уникально-эксклюзивным плакатом помещалась небольшая приемная с диванчиком и стойкой, за которой никого не было. На стене красовался большой портрет очень интеллигентного седовато-лысоватого мужчины в пенсне, для пущей понятности подписанный: «Константин Сергеевич Станиславский».
Натка громко обратилась – за неимением других собеседников – к Константину Сергеевичу:
– Доброе утро, я договаривалась на семь тридцать! Можно увидеть администратора?
Одна из внутренних дверей приоткрылась, показав краешек заставленного чашками стола, изнутри потянуло запахом дешевого растворимого кофе, женский голос пообещал:
– Я сейчас, одну секунду! – и в приемную вышла особа довольно странного вида.
В одной руке у нее была дымящаяся кружка, второй она прикрывала зевок, но это как раз было в порядке вещей – Натке в столь ранний час и самой хотелось спать. В остальном особа выглядела так, что было ясно: даже большой американо ее в норму не приведет. Не настолько это чудодейственное средство – растворимый кофий.
У девушки было очень бледное лицо без косметики, интересно контрастирующее с яркими волосами сложного окраса: синие у корней, на кончиках они пламенели фуксией, а в промежутке имели анекдотический серо-буро-малиновый цвет.
Футболка, некогда белая, явно мужская и слишком большая для маленькой тощей фигурки, была художественно заляпана цветными кляксами, обрезана до талии и еще почикана ножницами по нижнему краю. Закрученная в спиральки бахрома тряслась, то открывая, то снова пряча пупок с пирсингом. Мучнисто белела полоска живота, блестел алым лаком широкий ремень, а из-под него струилась шелковая синяя ткань широких штанов. Просторные клеши стекали прямо на пол, образуя вокруг ног особы блестящие лужицы.
– Я Василиса, можно Вася, – сказала девушка, проследовав за стойку-конторку и умудрившись при этом не наступить на свои штанины, не споткнуться и не упасть, чего Натка втайне ожидала – она даже попятилась немного, чтобы не быть облитой кофе и освободить девушке место, куда упасть. – А вы Наталья?
Администратор наклонилась, всматриваясь в бумажку с какими-то записями, и Натка увидела, что ее голова увенчана странным гибридом ободка для волос и кокошника.
К имени Василиса кокошник подходил. К разноцветным волосам – не очень.
– Да, это я. – Натка не стала запираться. – Я договаривалась на предварительную консультацию по поводу обучения, это к вам?
– К кому же еще. – Вася-Василиса опять зевнула и спохватилась: – Хотите кофе?
– Спасибо, нет, – ответила Натка.
Кофе-то она хотела. Просто по запаху чувствовала, что бурда в кружке милой девушки называться так недостойна.
– У вас кто?
Глядя в бумажку, Василиса заправила за ухо длинные волосы, и Натка подвисла, увидев сережку.
Она была длинная, кажется, серебряная и очень убедительно изображала собой селедочный скелетик. Хрупкие косточки дрожали, хвостик качался туда-сюда, красный рыбий глаз в мочке девичьего уха гипнотически поблескивал.
– Кто у вас? – повторила Василиса, вскинув голову и встряхнув обглоданную селедку в ухе. – Ой, да не тушуйтесь вы, как робкий гость на «Поле чудес» у Якубовича! У вас мальчик или девочка?
– Мальчик, – очнулась Натка.
– Мальчик – это хорошо, – сказала Василиса и чиркнула в своей бумажке. – Это просто прекрасно, потому что девочек много, а мальчиков постоянно не хватает. На мальчиков у нас повышенный спрос, они и в сериалах частенько нужны, и в рекламе. Вы знаете, что в рекламе видеоигр, семейных мобильных приложений и детских гаджетов чаще снимают мальчиков, чем девочек?
– Ваши ученики снимаются в телевизионной рекламе? – заинтересовалась Натка.
– И не только в рекламе, и не только в телевизионной, – кивнула Василиса, снова взбодрив свою снулую рыбу. – Ваню Митрохина знаете? Звезду TikTok? Ну, сироту из Смоленска, который теперь миллионы зарабатывает? Наш директор с ним в приватном порядке занимался, персонально. Конечно, Ваня этого уже никому не скажет – ему теперь за каждое доброе слово денежки подавай, – но начинал он именно с «Олимпа», и неизвестно еще, как сложилась бы его карьера, если бы не эти занятия. Сколько лет?
– Кому? – опять затупила Натка, завороженная перспективами, явленными ей на примере неблагодарного Вани Митрохина.
