– Ну, что ты психуешь? – рисую свои фразы губами на его коже. Едва касаясь. А он в ответ напрягается всем телом. Не поворачивается. И ничего не говорит. Стоит, склонив голову, и на мгновение закрывает глаза. – Я же ничего у тебя не прошу. Хочешь уехать – уезжай.
Мне бы добавить «Только возвращайся».
А еще: «Я буду ждать. Все равно».
Только за возможность прикоснуться к тебе. Все равно. И всегда.
Этот момент забвения. Паузы. Как щелчок фотоаппарата. И снимка на память. На долгие годы. Уже через секунду ничего не будет. Рассеется. Или разобьется. В номер ворвутся звуки шумного города. И нового дня. Романов обернется и скажет: «Собирайся. Машина уже час ждет внизу».
Он чуть подталкивает меня к кровати. Придает направление моему движению. Немного нетерпеливо. И берет телефон в руки. Который все это время стоял на беззвучном режиме. И когда его взгляд опускается на яркий экран, он недовольно хмурится. А потом вновь оглядывается на меня, и, увидев, что я не двигаюсь с места, недовольно замечает:
– Мне казалось, раньше ты соображала быстрее, – на мгновение задумывается и делает жест рукой, приглашая подойти. Как только я оказываюсь рядом, он берет меня за подбородок и чуть приподнимает голову вверх. – Посмотри на меня.
Пару раз растерянно моргаю. И послушно смотрю на него. Когда до меня доходит, что он хочет увидеть в моих зрачках, сдавленно фыркаю.
– Ты не из полиции нравов случайно?
Глаза всегда чутко реагируют на принятие наркоты. Зрачки сужаются. Или наоборот неестественно расширяются. Белки могут краснеть. А радужная оболочка становится мутной. Или же появляется странный блеск. Что-то обязательно выдаст твое состояние.
– Не слишком поздно? Прошел уже ни один час.
Его пальцы сильнее сжимаются на моих скулах.
И нет, мне не стыдно. Может быть, немного неудобно.
– Завязывала бы ты с этой дрянью, – тихо советует он, но не отпускает. Чувствую, как боль медленно начинает растекаться под кожей. По венам. Сглатываю. Мне не надо напоминать, что именно значит, когда в его голосе появляются эти резкие нотки. Такие сдержанные и острые. И почему губы превращаются в тонкую линию.
Романову ничего не надо принимать, чтобы его глаза наполнились ледяным блеском. Достаточно посмотреть на него честным взглядом. Пустым честным взглядом. Чтобы в нем произошли все эти метаморфозы. – Надеюсь, мне не придется тебе этого больше повторять. Когда успела?
Я все-таки выкручиваюсь из его рук и направляюсь к шкафу. Выбираю платье. Нет, беру первое попавшееся черного цвета. И долго его разглядываю на вытянутых руках. И все только для того, чтобы не обращать внимания на холодок в позвоночнике. От его взгляда. Пристального. В спину. У него прекрасная способность создавать вокруг себя такую обстановку, когда невозможно спокойно двигаться. И вообще что-либо делать. Сейчас именно такая. Невыносимая. Вдруг стала. А все оттого, что он всего лишь ждет ответа.
– Ты мог бы на меня так не смотреть? – наконец, сдаюсь я. – Мне неуютно. Я не знаю, что ты сделаешь дальше.
– Одену тебя сам, если не поторопишься. И ты не ответила на вопрос.
Сосредоточено переодеваюсь. Натягиваю на голое тело плотный материал. Расчесываю волосы и переплетаю их быстро в косу. У меня совершенно нет способности собираться по щелчку пальцев. За то есть умение затягивать и без того глубокую паузу. Совершенствовать ее до такой степени, что когда начинаешь говорить, голос ныряет, будто в бездонную пропасть.
– Зачем заставлять говорить то, что и так понятно без слов? – беру со стола сумку и сигареты. Прикуриваю на ходу. – И, Боже мой, я никогда не претендовала на роль Святой Девы Марии.
Когда мы спускаемся в лифте, я добавляю:
– Моим воспитанием занимались совсем не те люди, которые против наркотиков. Скорее, они посоветуют, какие лучше выбрать в той или иной ситуации.
– Я растроган твоим трудным детством, – Романов следит за табло, на котором сменяются цифры этажей. Внимательно так, будто видит в них скрытый смысл. Но его показное равнодушие лишь предвещает не самые приятные последствия. Я осторожно смотрю на него и уже точно знаю, что к его скрытому предупреждению лучше прислушаться. Чтобы вновь не испытать на себе какой-нибудь очередной дрянной метод воздействия. Или внушения. Так что его слова ввинтятся в мозг до самой старости.
А он спокойно продолжает:
– Но будешь продолжать в том же духе, у тебя никогда не хватит ума от меня уйти.
Не смотря на холод в позвоночнике, усмехаюсь. Очень натурально и язвительно.
– Насколько я помню, ты обещал меня из под земли достать.
Никакого результата. Никакого эффекта от моих слов. Романов отвечает серьезно и, может быть, чуть тише обычного.
– Я постараюсь этого не делать. Правда, постараюсь.
Как-то сложно все. Предпочитаю не поддерживать выбранную тему. Ну, нельзя так о многом, и так сразу. Не переварить. Хотя я прекрасно понимаю свои перспективы. Точнее, их отсутствие.
Поняла. Сейчас. Вот прямо в этот момент.
Когда-то я просила у него определенности. Теперь она мне на хер не нужна. Пускай эти категоричные понятия достанутся другим.
***
Потом мы садимся в «ожидающую уже час» машину. Ловлю на себе пару, не то чтобы удивленных, но каких-то сомнительных взглядов охранников. Или, как теперь это называется, помощников. Наверное, именно так смотрят, когда видят нечто потустороннее. Нечто, что в привычной обстановке не увидишь.
Романов что-то им высказывает. Коротко и без энтузиазма. Не вникаю. Не интересно.
Когда он садится рядом, говорю ему, что мне не мешало бы решить дело с похоронами. Может быть, это не его проблемы, но, видимо, мои. Я не уверенна, но вроде бы существуют такие понятия как «общая могила» или что-то в этом же духе. Холодное и безымянное. Даже звучит это как-то подло. Для меня. В общем, хотелось бы организовать церемонию. А еще найти ее сестру…
Романов молча слушает, и когда я перестаю все это выдавать на его голову, замечает:
– Позже.
Позже. После запланированных на сегодня встреч. После его встреч он будет решать мои проблемы. Именно в таком порядке. И в таком контексте.
Его встречи проходят в ресторанах, барах, виллах с людьми. И с людьми, которые на это определение никак не тянут. Я совершенно непроизвольно вливаюсь в ритм его жизни. Сумасшедший и, на первый взгляд, бесконтрольный. Наблюдаю бесконечно сменяющиеся лица, блюда, напитки. Слушаю, нашпигованные специфическими терминами, разговоры.
К вечеру я закуриваю четырехсотую сигарету. Он выпивает сотую чашку кофе.
Говорю:
– Ты же не спал сегодня.
Он трет пальцами виски. Усмехается.
– Спасибо, что напомнила.
