Это я про себя. Не про него.
Он, как бы ему не хотелось в глубине души послать нас двоих на хер вместе с мороженым, все же его берет. Тоже с видом великомученика, смиренно принимающего свое наказание.
– Попробуй хоть, прежде чем выкинуть, – советую с заднего сиденья я. – Мне оно стоило нескольких лет жизни.
Он не пробует, а курит. Глубоко вдыхая в себя табачный дым. Сидит и никуда не торопится.
– Могу поспорить, – продолжаю спокойно я. – Что ты не ел мороженое с детства, которого и не помнишь.
Мы все равно опоздали. Опоздали настолько, что можно уже не спешить. Это значит, что никаких прогулок больше не будет. По крайней мере, в ближайшем обозримом будущем.
То есть, пора расслабиться. И перестать суетиться.
Это срабатывает в большинстве случаев.
Чуть позже я получу в приюте полный неодобрения взгляд Жени и фразу как подзатыльник «Не приближайся к ней больше». А Ришка уйдет, не попрощавшись. Даже не обернувшись. Я буду смотреть ей в спину и ждать. Неизвестно чего.
В кармане у нее останется мой сотовый. И когда она зайдет к себе в палату, то достанет его и еще раз перечитает последнюю смс за вчерашний день. В ней не так много слов. Всего лишь номер телефона и «Позвони». Она сотрет ее, а телефон спрячет.
А я буду стоять и смотреть на черные пустые окна. И продолжать ждать. Хрен знает чего. В машине будет ждать Романов. Наверное, меня. И круг опять не замкнется. Из него так и не выйдет правильной геометрической фигуры.
***
Бармен. Налейте мне то…
… что убьёт.
Я хочу умереть сегодня у стойки.
Мой организм невероятно стойкий.
Лейте побольше — и выкиньте нах@й лёд.
Сола Монова
– Отвези меня куда-нибудь выпить, – даже, если бы в машине сидел сам господь бог, я бы не изменила своей просьбы. Мне бы просто не пришло в голову, что, пользуясь случаем, можно попросить о каких-то более высоких благах. Не в этот раз. В этот раз мозг требует лишь замену реальности. Как бракованного товара.
Он усмехается, глядя как я нервно прикуриваю сигарету из его пачки.
– С условием, что ты не будешь танцевать на барной стойке, когда напьешься.
– Танцуют, когда хорошо. Когда плохо – не танцуют.
Пить с богом это одно, а с Романовым – другое. В первом случае, в процессе можно посетовать, поплакаться, пожаловаться. Во втором – только пить. Запивать молчание и проглатывать вместе с виски слова. Слова, как и алкоголь, обжигают пищевод. Проваливаются в желудок и растворяются в крови. То есть, все равно остаются внутри невысказанными.
Мы сидим в полупустом баре за стойкой. Вокруг никого нет. Мало у кого хватит ума свой обеденный перерыв проводить в столь провокационном заведении. Здесь и пообедать-то толком нельзя. Зато бармен наливает отличное спиртное. Как раз то, что сейчас нужно.
Между нами стоит початая бутылка и два пустых бокала. Между нами валяется пачка сигарет, зажигалка и пепельница. И бармен, предлагая в который раз принести льда, коротко усмехается, когда мы в один голос отказываемся.
– Скажи, зачем тебе это надо?
Он берет бутылку и наполняет бокалы. Ровно на два пальца. Ровно на два глотка.
Мы чокаемся. Осторожно. Чуть касаясь хрустальными краями. Тихо. Словно украдкой. Замираем, как в очень торжественный момент.
А потом ровно за два глотка я выпиваю все содержимое через сигаретный дым. Это не самый интеллигентный способ напиться. Зато самый действенный. Зажимаю рот рукой и резко выдыхаю в ладонь.
– Чтобы кому-то помогать, не обязательно принимать в этом непосредственное участие.
Романов сидит, сложив перед собой руки, ворот рубашки расстегнут, рядом на стойке небрежно брошен пиджак. В отличие от меня, пить он не торопится. Он вообще не торопится. И это чувствуется в каждом его жесте. Ленивая размеренность.
– Если для тебя это так важно, найди хорошую клинику и хороших врачей.
Я криво улыбаюсь, и кивком указываю на пустой бокал. Как бы намекаю на продолжение. А потом мой взгляд возвращается к разноцветным бутылкам на полке. В которых отражается тусклое освещение бара.
Говорить трудно. Проще ничего не говорить. Молча кивать. И молча соглашаться.
– Я оплачу все расходы.
– Лучше налей.
Градус не берет. Голова остается светлой. Память ясной. Ничего не стирается. Ничего не забывается. Все так же тошно. Все так же душно. И вообще никак. Когда не надо организм сопротивляется всеми силами алкоголю. Расщепляет, растворяет, выводит. Короче, работает. Жаль, что не во благо. Или во благо, но как будто чужого.
– Все проблемы решаешь бабками? – спрашиваю, оборачиваясь к нему. И долго смотрю на его профиль, пока он тоже не решает взглянуть на меня.
– Поверь, не все, но большинство так и решаются.
Я не только верю, но даже больше – точно знаю. Особенно, если хочешь остаться в стороне. Идеальный способ – откупиться.
Он говорит:
– Это лучше, чем потом напиваться в баре. Надежнее.
Циферблат его часов бликует светом от окна. А глаза бликуют уверенностью в своих словах. Они отражают ее в темно-зеленых тонах. В холодных темно-зеленых тонах. И я прекрасно понимаю, что он прав. На все сто, а может, двести процентов.
Так надежнее. Так вернее. Так безопаснее. Держаться в стороне. И при случае, отсчитывать купюры. Это проще, чем потом отсчитывать частички души. Потому что деньги можно заработать, а проебанные нервы – нет. Это замена ценностей, но с уклоном на личное благополучие.
– Нет, – я отрицательно качаю головой. – Лучше напиваться в баре. Так, по крайней мере, чувствуешь, что ты еще не законченный похуист.
– Алкоголь, как способ почувствовать себя живым? – его губы изгибаются в язвительной усмешке. – Защити на эту тему диссертацию. Ты же прекрасный теоретик, тебе ничего это не стоит. Заодно подкрепишь свою работу формулами, которые ты так любишь.
Мы смотрим друг на друга в немом молчании.
Минуту, или около того.
За эту минуту, я так и не могу придумать достойного ответа. В висках колотится сердце, а во рту растекается горечь. И никакой речевой реакции. Это языковой ступор. Это мозговой штурм.
Он салютует мне бокалом и залпом выпивает содержимое. А потом берет меня за руку и быстро целует тыльную сторону.
– Аня, ты умница, хоть и сука, каких еще поискать. Зато с претензией на человечность. Это такая редкость в наше время.
Не отводя от него недоверчивого взгляда, я сама себе наливаю виски. Значительно больше двух пальцев. Я делаю жест ладонью, требующий чуть-чуть подождать. И пока ничего не говорить. Закидываю ногу на ногу и выпрямляю спину. В общем, совершаю все доступные манипуляции, чтобы дать себе собраться с мыслями.
