– Это Саша. Помнишь, я вчера говорила про прогулку? Он поедет с нами, – на принужденно-радостной ноте восклицаю я и делаю шаг навстречу Романову. Прижимаюсь к нему всем телом и быстро целую. В уголок губ. – Как хорошо, что ты приехал. Мы тебя ждали. Милый, это Арина.
Моя речь похожа на пулеметную очередь. Будто бы, если я остановлюсь, мир рухнет. Будто бы его надо поддерживать своим голосом. Постоянно.
«Милый» выходит сдавленным и сжатым. Как смятый комок бумаги.
Поцелуй такой же.
Сама идея дала бы фору любой херовой идее. Она побила бы рекорды по своей дебильности и глупости. Ничего хуже придумать я не могла. В принципе. Но за несколько секунд в свободном пользовании, трудно выдать оригинальное решение.
Отпускаю Ришку на пол и прошу ее одеться. Собраться. Исчезнуть на пару мгновений.
Позади меня Женя. Сидит и с интересом следит за событиями. Как сторонний наблюдатель.
Я рада, что у него хватает ума не вмешиваться. Не встревать. И просто не обозначать своего присутствия. Хороший мальчик, сообразительный. С врожденным чувством такта. Бывают такие, которым всегда больше всех надо. Сказать свое веское слово.
Я рада, что Женя не из их числа.
Я рада, что не ошиблась в нем.
И все же, больше всех меня радует Романов. Что ему тоже хватает такта промолчать. Хотя его молчание бьется в железной клетке, как загнанный зверь. Скалится и рычит. Разъяренное молчание. Чувствовать на себе его взгляд – это то же самое, что вгонять в позвоночник тонкие стальные струны. Вдоль по спинному мозгу. До «приятной» дрожи в коленях.
На губах у меня до сих пор его запах.
На губах у меня до сих пор смятая улыбка.
Я говорю:
– Потом, – и делаю шаг вперед. Струны проникают в вены и стягивают их жестким корсетом. – Можешь делать, что хочешь. Но сейчас, – диафрагма сжимается, так что становится трудно дышать. Мои слова на выдохе. Одном единственном. Теряют звуки, превращаясь в шепот. Или хрип. – Не смей. Просто не смей.
Глава 26
Фраза дня: «Сделай это для меня». Мой девиз. Мой гимн. Моя мантра. Я с завидным упорством ее повторяю. Сначала Романову. Потом Арине. Она легко и непринужденно слетает с языка, не вызывая никакого дискомфорта. Дискомфорт вызывает другое.
Я даже не могу представить более неудачного стечения обстоятельств, событий и людей. Мы как мозаика из разных коробок. Мы совершенно не подходим друг другу. Мы садимся в машину и едем по городу. Мы молчим. Нам нечего сказать. Слова не клеятся друг к другу, не складываются в предложения.
Я сижу на заднем сиденье автомобиля. Рядом со мной Ришка. Наклоняюсь к ней и шепчу на самое ухо:
– Только, пожалуйста, не рычи. Сделай это для меня.
Она не отвечает. В ее глазах пустота. Ее ладонь крепко сжимает мое запястье, словно она боится, что я исчезну. В глубине души мне этого очень хочется. Идеальный побег по средствам растворения в воздухе. Отличный выход из сложившейся проблемы.
У меня не хватает терпения метаться между ними. Но я все еще надеюсь, что ситуация изменится в лучшую сторону. В зеркале заднего обзора я то и дело встречаюсь с его взглядом. Каждый раз. Как только поднимаю голову.
Уже через десять минут нашей поездки я смотрю исключительно себе под ноги. И никуда больше. Потому что стоит нам с Романовым переглянуться, Арина дергает меня за руку и привлекает к себе внимание. Она отвлекает меня от него. Она не хочет присутствовать при нашем немом диалоге.
Она спрашивает тихо, чтобы услышала только я:
– Куда мы едем?
И почти сразу же:
– Зачем он с нами?
Это ее протест. Ее способ выразить свое возмущение. Или вернее свое право собственности на меня. Ей не объяснить появление чужого человека, забирающего часть того, что по праву принадлежит ей. А я не могу разорваться между ними. В моих ушах до сих пор звучат его слова. «Я приехал за тобой и без тебя никуда не уеду».
Я хочу, чтобы все было ровно и гладко. Как в фильмах. С мгновенной симпатией, пониманием и хорошим финалом. Пусть только в рамках сегодняшнего дня. Но чем больше времени мы проводим вместе, тем меньше остается у меня на это надежды.
Еще всего каких-то полчаса назад мы стояли с Романовым в коридоре, отворачивались в разные стороны и неохотно роняли на пол слова. Они так же неохотно падали и неохотно скатывались куда-то в угол. Мы ждали, пока Арина оденется. Я ждала. Он держал меня за локоть и говорил, что пора уходить. Естественно, без нее. Но уйти всегда можно успеть. И это гораздо проще, чем остаться.
Я понимала. Он – нет. Мы плыли в разных направлениях. Мы плыли параллельно и в противоположные стороны. Он сказал, что приехал за мной и без меня никуда не уедет. Я ответила, что приехала к девочке и без нее не сделаю шагу. Круг не замыкался. Для этого не было желания. Ни у кого.
– Может быть, встретимся вечером? – предложила я. Без энтузиазма и особой надежды. Его рука на локте нервировала. Так выглядят дети, пойманные за шалостью. Они, наверное, и чувствуют тоже самое. Гребанную неловкость и стремление как-то загладить свою вину. Исправить ситуацию. С максимальной пользой для всех. – Ты же видел, куда пришел. У девочки совсем мало времени. В отличие от нас. Сделай это для меня, пожалуйста.
– У нас тоже немного.
Круг не замыкался.
И до сих пор не замыкается.
От его последних слов на душе особенно муторно. Как будто кто-то оттягивает внутренности изнутри. И сгибает тело пополам. Хочется прижаться лбом к коленям и несколько минут так посидеть. Чтобы отпустило. Не отпускает.
Ришка прижимается ко мне, и я обнимаю ее за плечи. Сама прислоняюсь виском к холодному стеклу. За стеклом солнце. Тусклое и выдохшееся. Светит и не согревает. Впереди дорога без конца и края. И мыльный пузырь тишины.
– Давай выйдем, – она обращается исключительно ко мне. И капризно добавляет. – Мне надоело. Мне плохо.
Поднимаю голову и смотрю на Романова. Через зеркало заднего обзора. Пожимаю плечами и говорю:
– Останови.
Он едва заметно кивает.
– Хорошо.
Ришка, не отпуская моей руки, буквально вылетает из машины и зло оборачивается.
– А ты останься. Ты нам не нужен. Понял? Не нужен! Совсем!
Ее глаза наполняются слезами ненависти, она хлопает дверью и тянет меня за собой. Быстро шагает по тротуару, почти бежит. Уводит. Как можно дальше. Людская толпа за нами смыкается, и я даже не успеваю оглянуться назад. Ришка двигается вперед с упорством маленького ледокола. И, кажется, что ребенок из нас двоих – это я.
Мы сворачиваем на узкую улицу, и когда она, наконец, останавливается и смотрит на меня своими солнечными глазами, по ее лицу текут большие выпуклые слезы. Детские и искренние. Щеки моментально становятся влажными и розовыми. Она трет их ладонями, и на коже появляются темные разводы.
