Я считаю до двух тысяч, а потом и до пяти.
И заключительный аккорд – принятие судебного решения. Чтобы удочерить девочку, у которой и так немного времени, надо половину потратить на слушание дела. На доказательство того, что в твоем доме есть детская комната, отвечающая всем предъявленным требованиям.
В глубине души, я понимаю, что все правильно.
Но для других. Не для меня.
На этой радужной ноте я засыпаю. Как раз, когда небо начинает переливаться серыми красками. Когда гаснут фонари, а воздух наполнятся предрассветным розовым туманом. Когда на улице начинают шуметь первые машины и открываться придорожные кафе. Когда на чужих кухнях закипает утренний кофе, расточая крепкий горький аромат, а в комнатах звенят электронные будильники. Именно в этот период, я проваливаюсь в глухой черный сон. Как в омут. Чтобы через несколько часов проснуться. Чтобы увидеть сквозь опущенные ресницы яркие лучи солнца и попытаться снова заснуть.
Для меня утро – это далеко не всегда утро. То есть, для него нет определенных часов. И оно не вписывается в привычные статистические рамки. Оно дерзкое и непослушное. Начинается, когда ему вздумается. И иногда принимает образ вечера. В общепринятых представлениях. Но мы-то с ним знаем о существовании друг друга. Когда я открываю глаза, наступает новый день. Мой график совсем не похож на график нормальных людей. И традиционное исчисление времени мне не доступно. Иногда я путаюсь в датах, часах, сутках. Все эти ингредиенты смешиваются как в хорошем алкогольном коктейле, после которого плохо соображаешь, что в действительности с тобой происходит.
Так случается и в этот раз. Мой сон нарушен. Мой сон, почти священный, разбит на тысячу, бл?дь, никому ненужных осколков. Растоптан в мелкое крошево. И утро, каким его представляют девяносто процентов населения, врывается в мое сознание. Яркими солнечными лучами, звуками работающего в соседнем номере пылесоса и тихими разговорами горничных в гостиничном коридоре.
Но помимо этого, оно проникает под кожу вместе с осторожными ласковыми прикосновениями. Растекается жарким возбуждением по венам и пульсирует в висках. Не открывая глаз, медленно втягиваю носом воздух.
Чтобы почувствовать знакомый запах туалетной воды.
Чтобы убедиться, что это не игра моего воображения. Есть утро. Есть разговоры горничных в коридоре. Есть теплые ладони на моих бедрах. И едва уловимые поцелуи вдоль позвоночника.
– Сейчас принесут кофе, – его слова у самой шеи. Тихие и трепетные. Будто хрустальные. Голос низкий и глухой. – Будешь?
Первая фраза. После месяца молчания. Как будто нет ничего особенного в его появления в номере. Неожиданного. Без звонка и предупреждения. Будто бы нет ничего особенного в его легких поцелуях. Таких сдержанных, словно у нас впереди бесконечное количество минут. Пленительных и заманчивых. Словно именно так я и привыкла начинать новый день. С него. С его объятий. В его объятиях. Чувствуя кожей его улыбку. Вдыхая его запах. Разделив на двоих предвкушение близости. Желания и возбуждения. Под кончиками его пальцев. Внизу живота.
– Когда ты вернулся? – спрашиваю. Не открывая глаз и не шевелясь. Спрашиваю, изображая в голосе ровно такой же пофигизм, как у него. Будто нет ничего необычного в его ласках. Дразнящих и приглашающих. С каждой минутой все более настойчивых и требовательных.
Пока не становится ясно, что пить кофе в ближайшее время мы не будем.
Есть вещи, о которых знаешь наперед. И которые не хочешь менять.
Глупо менять хороший секс на даже очень хороший кофе.
– Пару дней назад, – жесткий воротник его рубашки царапает шею. Безразличие в словах царапает нервы. А равнодушие разносит в хлам всю надуманную мной романтику. А также последние остатки сна и терпения.
– Ты не позвонил, – я не имею в виду весь прошедший месяц. – Я могла быть не одна.
Романов замирает. Всего на секунду. Чтобы сбросить, разделяющую нас простынь. Чтобы обнять за плечи и развернуть меня к себе лицом. А потом дотронуться губами до скулы. И сдуть прядь волос.
Если он и слышал, что я сказала, то его это мало заинтересовало. Как всегда.
Он говорит:
– Ты всегда спишь обнаженной? Или и правда, кого-то ждала?
Он так близко, что между нашими губами остается всего каких-то пару ничтожных сантиметров. Которые очень легко преодолеть. Чуть подавшись вперед.
Чего я, конечно, не делаю.
А просто смотрю в его серо-голубые глаза. Изучаю внимательно тонкие черты лица и чувственный изгиб приоткрытых губ. Касаюсь пальцем ворота его рубашки и медленно расстегиваю верхнюю пуговицу. А за ней следующую. И следующую. Пока не добираюсь до пряжки ремня.
С удовольствием отмечаю, какой эффект производят на него мои незамысловатые действия. Как расширяются зрачки, и темнеет взгляд.
– У меня целый месяц не было, – сообщает он между поцелуями. – Тебя.
Для человека, у которого чего-то или кого-то не было, он выглядит слишком хорошо. С сияющим взглядом, золотым загаром, и отливающими бронзой волосами. Слишком хорошо, чтобы можно было подумать, будто он и вправду весь месяц провел не на отдыхе. От него до сих пор пахнет солнцем и соленым океаном.
В таких случаях от досады полагается закусывать нижнюю губу. И не давать развиваться мысли дальше. Дальше к песчаным пляжам, душным ночам, ледяным напиткам и лазурному прибою. Звездным ночам, лунной дорожке и жарким объятиям.
Особенно, когда в нарисованных картинах нет тебя. Это вдвойне обидно. Чуть ли не до слез. И на языке сами по себе начинают вертеться упреки. Пока еще мысленно, но в полной готовности сорваться и стать озвученными.
– Хорошо отдохнул? – это все, на что меня хватает. Потому что задавать вопросы иного характера не входит в мои обязанности.
Романов игнорирует мой вопрос. Отделывается быстрым «Вполне». И пресекает дальнейшее развитие беседы. Тем, что входит в меня. Резко и глубоко. Подхватывает за талию и прижимает к себе. Прикусывает тонкую кожу на шеи, а потом целует.
Мы трахаемся в самом прямом и грубом смысле этого слова. Перекатываясь на кровати и сминая под собой простыни. Не обращая внимания на стук в дверь и громкий голос официанта. Обслуживание номеров и утренний кофе. Которому, видимо, предстоит остыть. А официанту уйти.
Он сверху, а я провожу языком по его ключицам. Царапаю спину. Выгибаюсь. К нему навстречу. Обвиваю его ногами и тихо выдыхаю «Еще»
Еще. Еще. Еще. Пока не обязательно думать о чем-то еще. Пока достаточно того, что есть. Пока каждое его движение растекается по телу горячей волной. Пока сердце стучит в одном с ним ритме. Быстро. На пределе. В предвкушении.
Потом. Потом будет холодный кофе и его внимательный взгляд через стол. Все такой же отстраненный и цепкий. Будет он в небрежно наброшенной белоснежной рубашке на голое тело и не застегнутых брюках. В тишине гостиничного номера. Будут две чашки кофе. И вопрос между делом. Между нами. Между мной и им. Услышав который я крепче сожму тонкий фарфор и потянусь за сигаретой. Скользну взглядом по его запястьям и увижу, как бьется пульс в вене. Учащенный и сбивчивый. Хотя его губы будут плотно сжаты, взгляд останется чужим, а голос ровным. Но пульс…
