— Может быть… — неуверенно начала она, но Смоляков остановил ее властным жестом:
— Не говорите глупостей. Все идет так, как надо…Спасибо вам за эти последние дни… А теперь все же отвернитесь.
Она медленно отвернулась к окну. По стеклу ползли ручейки — шел дождь. Она достала из сумочки папиросы и закурила, заметив, как сильно дрожат пальцы… Папироса не успела истлеть до середины, как за ее спиной сухо хрустнул выстрел. Выкинув окурок в форточку, она подошла к мертвому, на груди которого медленно расплывалось багровое пятно, и погладила его по небритой щеке:
— Я не врала… Если б все было не так…
Взяла со стола тетрадку и медленно пошла к дверям…
Дома, поджав хвосты, собаки смотрели на нее виноватыми глазами.
— Догадываюсь, — вздохнула Беликова, — по куче уже наделали? Но это не ваша вина. Хозяйка у вас безалаберная, за целый день и пяти минут для вас не нашла. Не вам, а мне перед вами извиняться надо… Подождите, мои хорошие, сейчас я переоденусь и покормлю вас.
Пройдя в комнату, на мгновение остолбенела от неожиданности: весь стол был завален охапками красных роз. Беликова недоуменно оглянулась на дверь, посмотрела на ключ в своей руке, снова на цветы…
— Проходной двор, — покачала она головой, — заходи кто хочет, бери что хочет… Хотя брать-то особо нечего… А вы куда смотрели? — укорила она собак. — А еще звери. Непутевые из вас охранники.
Поверх цветов лежала записка:
«Забыл поблагодарить. Вы — классная тетка, хоть и мент… Был бы я лет на двадцать постарше…»
— Сынок, — невесело рассмеялась Беликова, — если бы ты был лет на двадцать постарше, ты бы знал, что шестидесятилетней женщине надо дарить не цветы, а корм для собак и слабительное для нее… Вот так-то, — пояснила она собакам, — в кои-то веки заинтересовала сразу двух мужчин, так и тут один оказался вором, а другой маньяком.
Выгуляв и накормив собак, она взяла томик Цветаевой и устало прилегла на диван. Долго думала о чем-то, потом раскрыла наугад:
…Под лаской плюшевого пледа Вчерашний вызываю сон. Что это было? — Чья победа? — Кто побежден?
Кто был охотник? — Кто — добыча? — Все дьявольски — наоборот! Что понял, длительно мурлыча. Сибирский кот? И все-таки — что ж это было? Чего так хочется и жаль? Так и не знаю: победила ль? Побеждена ль?
У каждого — свой долг…
Когда Протей вошел в палату, больной даже не пошевелился, лишь покосился на посетителя — презрительно и чуть раздраженно, словно его отвлекали от какого-то важного дела.
«Интеллигент, — со спокойным высокомерием подумал Протей, — смотрит, словно запачкаться боится. А ведь это твой выбор, не мой. Мне-то все едино: кого, за что…»
— Я от Игнатия Ростиславовича, — назвал пароль Протей. — По поводу решения ваших проблем…
Больной чуть заметно кивнул. Был он стар, седовлас и изможден. Не надо было иметь медицинское образование, чтобы понимать, что больному осталось совсем недолго мучиться в этой тихой и стерильной палате.
— Почему вы настояли на личной встрече? — спросил Протей. — Вы же понимаете, что это гигантский риск. Если б не настоятельная просьба Игнатия Ростиславовича…
— Дело таково, что некоторые детали я хотел объяснить сам, — скрипучим от долгого безмолвия голосом ответил старик. — Да и посмотреть на вас хотел… Когда вы… начнете, меня, скорее всего, уже не будет. А мне надо знать… Хотя бы представить… ТЕХ я не могу даже представить, так хоть вас…
— Вам сказали, что за это я возьму с вас дороже?
— Неважно, — поморщился старик. — Деньги для меня уже не имеют значения. Мне все равно уже не выйти отсюда, а здесь у меня есть все… Но все равно — спасибо. Мне объяснили, что так не делается, но я очень просил… Ник… Игнатий Ростиславович — мой старый друг, и, зная, что меня опасаться не стоит, он пообещал вас уговорить… Пусть мое имя останется для вас тайной — оно все равно не играет роли… — «Тайной, — усмехнулся про себя Протей. — В моем деле ничто так не раздражает, как тайны. Раз тайна — значит, опасность. Ты — Михайлов Анатолий Викторович, профессор мединститута, шестидесяти трех лет. Все я про тебя знаю: и адрес, и семейное положение, и… причину…» — Дело сложное, — сказал старик после некоторой паузы, — нужно не только… наказать, а еще и найти всех, кто замешан в этой истории… Я и не успел… Да и не смог… Вы сможете?
— Работу будет контролировать Игнатий Ростиславович. Я буду находить людей, сообщать ему степень их виновности, он будет «утверждать». Но вы понимаете, что в данном случае «заказов» может оказаться много? Почему вы не хотите наказать только виновника?
— А там нет невиновных! — Неизвестно откуда взялась ярость в этом высохшем теле, но умирающий даже приподнялся на кровати, сверкая сухими, полубезумными глазами. — Те негодяи, с камерой… Это не первое их дело… Они зарабатывают на этом, я узнал… Нет-нет, всех… Всех, чтоб и следа их поганого на этой земле не осталось… Всех!..
Вспышка ярости угасла, и он обессилено откинулся на подушки, сипло втягивая воздух. Узловатые, перевитые сильно выступающими венами пальцы хищно сжимались и разжимались, комкая одеяло.
— Меня уже не будет, — повторил он. — Но Ник… Игнатий Ростиславович не подведет. Он мой старый товарищ, еще с университета… Не подведите и вы…
«Не только интеллигент, но и не выученный жизнью дурак. — Протей с презрением посмотрел на старика. — Предают как раз друзья, это на врагов всегда можно положиться. И твой «друг детства» с превеликим удовольствием после твоей смерти хапнул бы деньги, отменив заказ».
— Денег вам должно хватить, — сказал старик. — Я продал все, что нажил за свою жизнь. Все, до последней книги из библиотеки… Какая у меня была прекрасная библиотека! Если б вы только видели!.. Квартира в сталинском доме, в центре города, машина… не новая и престижная, но вполне ничего… Дача в Разливе… Мебель, иконы, картины… Должно хватить на все… и на всех… Но прошу вас: сделайте так, чтобы они мучились! Я хочу, чтобы они мучились! Как я, как Катя!..
— Как получится, — сухо сказал Протей. — Но качественную работу гарантирую.
— Да, мне сказали, что вы специалист высочайшего уровня, — старик пожевал губами, словно решая: говорить или нет, и все же признался: — Я неправильную жизнь прожил. Много и подлостей сотворил, и нечестного много, а хорошего у меня в жизни всего и было, что она… Катенька… Она — поздний ребенок. Думали с женой, что не будет у нас детей, а тут вдруг она, словно подарок на старость. Такие дети обычно балованные бывают, а Катенька, наоборот, излишне скромной была. Красивая, а тихая — словно и не городская вовсе… Музыку очень любила… Я, дурак, ее в свой институт чуть ли не силой затолкал — хотел, чтоб все время на глазах была, а ей надо было в консерваторию… Эх!.. Не знаю, что там получилось. Она и поначалу немного рассказывала, а после того, как я ее к следователю потащил, так и вовсе замкнулась. Понял только, что опоили ее чем-то… но не водкой — спиртное она не пила… и… не могу про это вспоминать… надругались над ней. Да не просто надругались, а сняли на кассету… потом одноклассники затравили насмешками…
