Огромные многотонные бомбы крепились к переделанным «Ланкастерам» и были предназначены для взрыва дамбы. Непосредственно перед их сбросом самолеты с помощью дополнительного мотора должны были перевести бомбы в состояние вращения. Бомбы, падая в воду, прыгали по воде, минуя, таким образом, заградительные торпедные сети, и, ударяясь о стену дамбы, шли на дно, где взрывались с помощью гидростатического взрывателя на установленной глубине. Это были бомбы, специально сконструированные доктором Уоллесом.
Поскольку водоподъемные плотины находились в глубоких долинах между горами, а самолеты пикировали на них со скоростью 370 км/ч и сбрасывали свои бомбы на высоте 20 метров, им нужно было после сброса как можно скорее уйти вверх, чтобы не попасть под воздействие взрывной волны.
Командор Гибсон позже писал: «Между Хаммом и Соестом мы повернули направо, где увидели холмы Рура. Перелетев их, мы оказались сначала над озером Мёне, а затем и над самой плотиной, мощной и необъятной. Она лежала под нами, как на ладони, и напоминала с высоты полета модель… Затем немцы открыли огонь, и это был ужасный момент. Мы находились к этому времени в нескольких сотнях метров от дамбы, и специальный механизм на борту самолета, благодаря которому бомба должна вращаться, уже начал работать. Мой самолет казался мне таким крошечным в сравнении с огромной дамбой. Я чувствовал запах сгоревшего пороха и видел пролетающие мимо осветительные ракеты, а затем крик: “Сбросить бомбы!!!”
Пока мы еще кружили над озером, нам были видны вздыбившиеся вверх огромные фонтаны воды. Вначале показалось, что это взорвалась плотина. Затем над деревьями прошумела еще одна машина. Когда самолет был примерно в 100 метрах от плотины, кто-то крикнул: “Боже! В него попали!” Я еще видел, как падала бомба, а неподалеку от электростанции рухнула наша машина. Затем я приказал следующему экипажу начать бомбардировку… Опять произошел этот невероятный взрыв, который возмутил всю поверхность озера. Если теория конструктора бомбы Уоллеса верна, то плотина должна была уже прорваться. Но она прорвалась только после шестого взрыва.
Я летел над дамбой и не верил своим глазам. В ней был пролом шириной около 100 метров, через который устремились огромные массы воды. Зенитки уже не стреляли. Все было тихо, был слышен только шум падающей воды. Мы же полетели дальше, к плотине Эдер. Ее стену было трудно увидеть, так как в долине уже сгустился туман. И хотя дамба была не защищена, нам с большим трудом, после потери одной машины, удалось разрушить ее»
[34].
Огромный обрушившийся вал воды сметал на своем пути как отдельные хозяйственные постройки, так и целые селения, были смыты железнодорожное полотно, барачный лагерь украинских работниц, загоны для домашнего скота. Отдельные части городков были затоплены, около 1200 человек утонули. Беспорядка добавили практически не сработавшая противовоздушная оборона и отсутствие системы предупреждения на случай нападения.
Но результат этой бомбардировки оказался весьма незначительным. Самую важную дамбу – Скорпи – разрушить не удалось. Две другие плотины – Эннепе и Листер – вообще не были атакованы. И хотя плотины Мёне и Эдер получили значительные повреждения, немцы их восстановили уже через два месяца. Их разрушение практически не отразилось на работе промышленности в Рурской области.
Из 19 вылетевших на эту операцию «Ланкастеров» восемь были сбиты. Из-за высоких потерь, достигших 42 %, это элитное подразделение долгое время в полеты не выпускали.
Однако моральный эффект от этого налета был сильнее и держался дольше, чем можно было предположить, хотя его последствия были ликвидированы удивительно быстро. Да и для самих англичан осталось непонятно, удалась ли операция или нет. Те 2500 часов тренировки в воздухе, которые провели Гибсон и его команда в качестве спецподготовки, соответствовали продолжительности процесса обучения для 500 бомбардировщиков перед их налетом на Рурскую область. Подразделение Гибсона, которое теперь прозвали «плотинные раззявы», было награждено гербом с девизом, который приписывают мадам Помпадур: «После нас хоть потоп!»
Еще летом 1942 г. наземный британский пост прослушивания засек работу неизвестного германского бортового радара. Так англичане впервые узнали о существовании РЛС «Лихтенштейн». Только спустя полгода, 3 декабря 1942 г., руководитель научного отдела службы безопасности Министерства авиации, доктор Джонес смог с согласия Черчилля послать в полет вплоть до Франкфурта-на-Майне в качестве приманки набитый измерительной аппаратурой самолет «Веллингтон» DV-819, чтобы хотя бы определить частоты, на которых работает этот неизвестный радар. Самолет был потерян неподалеку от британского побережья, но экипажу в последнюю минуту удалось спастись, и летчики сумели сообщить главное: «Это 490 мегагерц».
Британская разведка прилагала все усилия, чтобы заполучить германский бортовой радар. И вот 9 мая 1943 г. в 16 ч. 30 мин. радиостанция штаба ночных бомбардировщиков в Грове (Дания) получила запрос о помощи от «Юнкерса-88» C-6/R-l из 3-й эскадрильи ночных бомбардировщиков. Ночной истребитель имел секретное задание сбить над Северным морем английский курьерский самолет «Москито», летевший из Англии в Швецию, сообщал о возгорании мотора, а вскоре после этого – об аварийном приводнении. Подполковник фон Погнарц из штаба ночных бомбардировщиков тотчас же приказал отправить спасательный самолет в квадрат 88/41, который нашел там лишь три пустые резиновые лодки.
В тот же день, в 18 ч. 05 мин., пилот ВМ-515Т «Спитфайра», лейтенант Роской из 165-й цейлонской эскадрильи, совершавший вместе с сержантом Скейманом патрульный полет вдоль северошотландского побережья, между Питерхедом и Абердином, заметил немецкий самолет. Роской передал: «Машина, о которой сообщила нам радарная станция, шла западным курсом примерно в 15 милях восточнее Питерхеда. Я со всей скоростью направился навстречу, чтобы отрезать ее от побережья. За 5 миль до берега самолет изменил курс и пошел на юг. Когда же я наконец смог отрезать ей путь на восток, машина уже находилась примерно на 1 милю в глубине страны. Между тем я определил этот самолет как “Юнкерс-88” и стал уже готовиться к атаке, как внезапно увидел, что у самолета стали выдвигаться шасси и в воздух полетели красные сигнальные ракеты. Затем самолет стал покачивать несущими плоскостями. Я приблизился к нему и показал рукой знак следовать за мной. Одновременно приказал сержанту Скейману сопровождать немца в сторону аэродрома Дюк.
Над аэродромом “Юнкерс” еще раз выстрелил сигнальными ракетами, сделал короткий поворот и сел. Я следовал за ним, пока он не остановился с выключенным мотором у кромки поля, и затем взял в плен трех немцев».
В то время как в Грове подполковник фон Погнарц сообщал в штаб 3-й эскадрильи ночных истребителей о потере самолета, экипаж Ю-88 D5+EV шел пить чай по взлетной полосе аэродрома Дюк – маленького шотландского местечка в 25 км северо-западнее Абердина. Немецкий самолет тут же закатили в ангар, а командир аэродрома отправил шифрованную телеграмму в Лондон.
И никто в Дюке даже и не представлял, что именно здесь закончилась хитроумная шахматная партия, разыгранная английской разведкой «Сикрет интеллидженс сервис» против люфтваффе: ночной истребитель Ю-88 C-6/R-1 с совершенно секретным радаром «Лихтенштейн ВС» на борту находился теперь у англичан, целый и невредимый. Пилот самолета, старший лейтенант H.S. (англичане до сих пор держат в тайне имя предателя), был агентом «Сикрет интеллидженс сервис», а его отец, социал-демократ, в свое время личный референт канцлера Штресеманна, находился в подполье.
