Не удержавшись, я фыркнул со смеху. Латыш стремительно обернулся, смущенно откашлялся и пояснил:
– От-чень холот-тно…
– Не смущайтесь,- махнул я рукой.- Такой день солнечный… Я бы сам станцевал. Вы хоть спали?
– Почт-ти… Немного…
– Понятно… Комиссар уже встал? Где мне его найти?
Лицо Плаудиса как-то странно переменилось, и он закусил губу, глядя в сторону и о чем-то напряженно размышляя.
– Что? – насторожился я.- Что такое?
– Вы меня вчера спрашивали: помню ли я, кто вы и зачем приехали… Я сегодня спрашиваю об этом вас. У вас есть задание. Приказ.
– Вы о чем?
– Товарищ комиссар приказал… Ночью служителей культа судили и привели приговор в исполнение…
– Не понял?.. Вы о чем?
– Монахов больше нет,- четко сказал он, глядя мне в глаза.- Только не делайте глупостей, господин Блейз. У вас есть приказ.
Я постоял с минуту, осознавая услышанное, и вернулся в комнату. Оделся, спрятал дневник под половицами, прихватил сумку с рукописью и вернулся к латышу.
– Вот это – дороже моей жизни,- сказал я, передавая ему бумаги.- Сохраните, что бы ни случилось.
– Я не могу вам позволить…
– А я еще ничего не делал,- оборвал я его.- Насчет бумаг – ясно?
– Да.
– Где монахи… Где тела?
– Я был с вами,- напомнил он.- Утром услышал немногое… В проруби.
– Почему я не слышал выстрелов?
– Выстрелов не было…
– Даже так… И где теперь товарищ комиссар?
– Позвать?
– Сделайте одолжение.
За минуту он оделся и быстро ушел. Видимо, и Звездин ждал моего пробуждения, потому что не заставил себя долго ждать, явившись в сопровождении четверых бойцов. Вид у него был нарочито веселый, бодрый, подчеркнуто-дружелюбный… А вот глаза – красные, больные…
– Уже встали? – спросил он, останавливаясь в двух шагах от меня.- Доброе утро, господин Блейз. Как спали?
– Спал крепко. Спасибо. А вы?
Он несколько растерялся. Наверное, он ждал от меня крика, угроз и возмущения, но… Я помню ваши слова, сэр: «Если вы решили убить человека, ничего не стоит быть с ним вежливым».
– И я хорошо,- сказал он.- Я рад, что вы бодры, здоровы и даже выспались. Сегодня мы выступаем в обратный путь.
– Да, но перед этим нам с вами надо решить один незаконченный личный вопрос.
– Послушайте, Блейз…
– Господин Блейз!
– Хорошо, хорошо: господин Блейз,- поморщился он.- Оставьте вы это дело. К вам оно никакого отношения не имеет.
– А я не об этом. Вы кое-что забыли, а я, как джентльмен и офицер, не напоминал вам до тех пор, пока наша общая миссия находилась под угрозой. Теперь отряд прибыл, и мы можем вернуться к этому инциденту.
– О чем вы?
– Во время вашей отвратительной попойки вы имели наглость смертельно оскорбить меня,- пояснил я.
– Что?!
– Вы обозвали меня свиньей.
– Да нет же… Это невозможно… Что за бред?! – растерялся он.- Я ведь даже пил и то по вашей просьбе. Я, конечно, был пьян, но…
– А также вы оскорбили моего короля,- спокойно продолжил я.- Вы сказали, что ваш Троцкий – «Мессия» и вы вырежете всю коронованную сволочь в мире. И перешли на личности. Свое оскорбление я еще мог бы вам простить, но оскорбление Его Величества – никогда.
– Да быть этого не может! – завопил он.- Что вы несете, господин Блейз?! Я ничего такого не говорил!
– Мы, англичане, выдержанный народ,- сказал я.- Сперва я закончил дело, дождавшись отряд и передав предназначенную для господина Троцкого рукопись в руки господина Плаудиса…
Бесстрастный латыш кивнул, подтверждая.
– … И даже дал вам время отдохнуть и набраться сил,- продолжил я.- К тому же я хотел, чтобы мои действия были правильно истолкованы в присутствии свидетелей. Теперь, когда ваши товарищи знают истинную причину моих действий, я позволю себе перейти к самим действиям.
Сделав шаг вперед, я со всей силы залепил ему пощечину. Он отшатнулся, прикрывая рукой разбитые губы, глаза сузились, но выдержка у него была все же отменная. А может, все проще, и подобные ситуации были для него не в диковинку? Сплюнув кровь, комиссар понимающе покачал головой:
– Вот так вы решили… Правду знаем мы двое. А что дальше? Вы же не рискнете вызвать меня?
– А чем я, по-вашему, занимаюсь? Или мне еще одну оплеуху вам отвесить в знак серьезности моих намерений?
– Да нет, ни к чему,- с притворным сожалением вздохнул он.- Этого я и боялся. Вы сошли здесь с ума, господин англичанин. Россия вообще опасная в этом отношении для молодых идеалистов страна… Как вызываемый, я могу выбрать оружие?
– Разумеется.
– Угу… Вы – самоубийца? Или вчерашний день вас ничему не научил?.. Если вы извинитесь, я могу проявить снисхождение и дать вам шанс…
– Неужели без второй пощечины не обойтись?
– Ну, воля ваша… Товарищи! – обратился он к красноармейцам.- Вы видели, с чего началась ссора, и слышали, как господин иностранец сформулировал ее причину. Это – ложь и бред, но я вынужден принять вызов. В противном случае пострадает не только моя честь, но и честь всей советской власти, которую в моем лице оскорбил этот господин. Он не оставил мне выхода. Вы видели, что я делал шаги к примирению… Вы зря думаете, что незаменимы, господин Блейз. Посылку мы передадим, а ваши руководители пришлют нам нового «блейза». Только больше уже не будем посылать за вами отряды в такую даль. Чести много. Не баре – сами до Петрограда доберетесь. Но не бойтесь: я убью вас быстро. Мы и так слишком здесь задержались.
– Вы закончили? Какое оружие выбираете? Полагаю – сабли?
– Разумеется,- широко улыбнулся он мне.
– Господин Плаудис, вы не одолжите мне вашу саблю?
Латыш посмотрел на комиссара. Тот снисходительно кивнул. Вытащив клинок, Плаудис протянул его мне:
– Это от-чень хорошая сталь. Сам выбирал.
– Я так и подумал,- кивнул я.- Благодарю. Куда прикажете, господин Звездин?
Комиссар оглядел истоптанный снег:
– Разве в этом хлеву место для благородной схватки найдешь? Хотя… Посмотрите: как вам?
Он указал на колокольню. Высотой метров пять, она была достаточно длинной и достаточно широкой для поединка, а уж для «демонстративного наказания героическим комиссаром неразумного юнца» в память и вразумление всем прочим, так вообще являлась образцово-показательным «лобным местом».
– Колокола надо было еще вчера сбросить, да устали с дороги,- вздохнул Звездин.- Ничего, чуть позже исправим… Вы же ждать не хотите?
