— Не уйду я, — заявил он. — Не уйду, хоть дерись…
— Петров, — обратился я за помощью к советнику. — Объясни хоть ты ему.
— А его я вообще слушать не буду, — сказал Петручо и на всякий случай отступил на пару шагов назад.
В отчаянии я обхватил голову руками и сел прямо на лежащую на земле плиту. Сел и тут же вскочил как ужаленный.
— Что такое? — насторожился Петров.
— Читай надпись, — ткнул я пальцем в высеченные на граните буквы.
— Алексей Петрович Стахов, — прочитал вслух Петров. — Родился в 1868 году, умер в 1915 году… Вот и нашли…
— Эй, — окликнул нас Петручо. — А вы не извращенцы, часом? Может, вы эти… некрофилы?..
— Я его сейчас убью, — убежденно сказал я. — Все равно никто не видит. И зарою тут же. Рядом со Стаховым.
— Шалунишка, — пригрозил мне пальцем улыбающийся Петручо. — Все пугает, пугает… А этот милый толстячок тоже ваш знакомый?
— Какой? — удивились мы.
— Да вон же, позади вас стоит…
Медленно повернувшись, мы уставились на невесть откуда взявшегося человека, спокойно стоящего в пяти шагах от нас.
— Это черт знает что такое! — рассердился я. — На Невском проспекте людей меньше, чем дождливой ночью на кладбище. Что всех сюда тянет? Здесь что, концерт «Битлз» намечается?!
— Это Кирсанов, — шепнул мне Петров.
Я внимательно взглянул на стоящего перед нами человека. Лет под сорок, небольшого роста, полноватый, одетый в дорогой, но уже грязный и насквозь мокрый спортивный костюм. Меня смутило лишь выражение полной отчужденности на его лице. Для человека, который перенёс то, что выпало на его долю, это было по меньшей мере странно.
— Что с ним? — спросил я Петрова.
— Кто его знает… Может, шок, может, сошел с ума, а может, он всегда такой?.. Господин Кирсанов, — окликнул он коммерсанта, — вы меня слышите?
— Слышу, — бесцветным голосом отозвался тот.
— С вами все в порядке?
— В порядке, — эхом отозвался коммерсант.
— Где мы сейчас находимся?
— Находимся…
— Точно, «крыша поехала», — определил я. — Необходимо срочно доставить его в больницу. Хорошо хоть вообще отыскали. Значит, уже не зря все это затеяли… Не волнуйтесь, господин Кирсанов, сейчас мы отвезём вас в надёжное место, где вас и переоденут, и накормят, и…
— Нельзя уходить, — все тем же «электронным» голосом пробубнил он. — Нельзя никуда уходить. Должен ждать. Должен отнести её. Сегодня. Сейчас.
— О-о, кажется, здесь не всё так «гладко», как хотелось бы, — протянул Петров, тревожно озираясь. — Кого, вы говорите, должны ждать?
— Их.
— Лаконичный ответ, — не заметив ничего подозрительного, успокоился Петров. — А где?
— Здесь.
— Хорошо. Очень хорошо… Где, вы говорите, находятся сейчас ваши… те, кого вы ждете?
Вместо ответа Кирсанов наклонился и неожиданно легко, словно играючи, одной рукой отодвинул тяжелую гранитную плиту с могилы Стахова. С отвратительным скрипом плита отъехала в сторону, открывая вход в темный, пропахший плесенью и гнилью склеп. Потоки воды и грязи тотчас хлынули вниз по ступеням.
— А вот этого не надо было делать, — сказал я, хватая Петрова за плечо и оттаскивая от мрачного колодца. — Закрой её обратно…
Из глубин склепа донесся чей-то протяжный вздох, и я услышал, как кто-то медленно начал подниматься по каменным ступеням на поверхность. И в этот миг что-то сильно ударило меня под колени. Падая, я успел заметить, как две огромные рыжие лисицы промчались мимо меня, ныряя в черный провал подземелья. Из склепа послышался глухой удар, и под землей началась какая-то возня, изредка прерываемая громким тявканьем и визгом.
— Петров, уводи этого долговязого придурка! — крикнул я, вскочил на ноги и, подбежав к Кирсанову, схватил его за локоть: — Пойдемте отсюда!
— Какого «придурка»? — туповато переспросил явно ошарашенный столь быстрым развитием событий Петров.
Ответить я не успел. Кирсанов поднял руки, соединяя их на моей шее, и я почувствовал, как земля уходит у меня из-под ног. Слабосильный на вид, он без видимого усилия держал меня над землей на вытянутых руках, и железные пальцы все глубже впивались мне в горло.
— Отстань от него! — услышал я боевой визг Петручо и краем глаза заметил, как, подскочив к Кирсанову, он зубами впился в его ногу.
— Ай! — меланхолично сказал бизнесмен и, удерживая меня на весу одной рукой, второй влепил бедняге такую затрещину, что, перевернувшись через голову, Петручо отлетел к открытому склепу. Шатаясь, поднялся на ноги, обвёл нас невидящим взглядом и спиной рухнул в темный провал, откуда тотчас донеслась новая серия визгов и рычания. И тут что-то сильно толкнуло Кирсанова в спину. Не удержавшись на размытой дождем земле, он выпустил меня и покатился по липкой грязи. А я обрушился прямо на огромную пушистую лисицу, сбившую с ног едва не придушившего меня бизнесмена. Ещё плохо соображая после падения, я обхватил её руками поперек туловища и навалился всем телом, прижимая к земле. Она забилась, пытаясь вырваться из моих объятий, но я не разжимал хватку, на всякий случай стараясь держаться подальше от её пасти. Громкий рёв ярости заставил меня оглянуться, и на мгновение я увидел здоровенного полуголого великана с головой быка, удерживающего за заднюю лапу пытающуюся вырваться лисицу с зажатой в зубах «чёрной книгой». Опомнившись, я ещё крепче сжал объятия и с опаской взглянул туда, где, по моим подсчетам, должна была находиться оскаленная лисья пасть…
— Ты настоящий джентльмен, — сказала Ирина. — Я тебе жизнь спасла, а ты меня за это едва не придушил…
Все ещё не веря своим глазам, я провел ладонью по её мокрым от дождя волосам.
— А… А где лиса? — ошалело поинтересовался я.
— Ты на ней лежишь, — пояснила она. — Неужели ты никогда не слышал о кунэце?
— Угу… Подожди, так это ты спасла меня вчера ночью? А кто те две лисы?
— Мои родственницы, — горько ответила она. — Увы, это древнее проклятье нашего рода за то, что мой далекий предок сумел где-то добыть ту самую «чёрную книгу», за которой охотишься и ты. Он получил власть над демонами, но одновременно получил сомнительный дар принимать облик зверя. И все его потомки обрели этот дар, мужчины могли превращаться в вервольфов, женщины — в кунэце… Зря ты вмешался во всё это. Я же просила тебя…
— Я хочу уничтожить эту книгу…
— Я тоже хочу этого, Серёжа. Поэтому и пыталась помешать сестрам завладеть ею… Я не хочу, чтоб мой сын или моя дочь несли на себе проклятье этой книги. А пока она принадлежит нашему роду, каждый рождающийся у нас ребёнок будет нести в себе кровь вервольфов и кунэце. Стоит ей исчезнуть, и мы будем последними, кто обладает этим даром. Сёстры не хотят этого, а я хочу. Я хочу, чтоб мои дети не боролись с искушением охотиться ночами на людей… Это правда…
