Во время жесточайшего столкновения с сыном Петр писал ему, что все его уверения в преданности реформам – чистое лицемерие, раз он не верит в избранность отца. Ссылаясь на Библию, Петр требовал от него подлинного «обращения», искренней веры, идущей из самого сердца. В Вербное воскресенье 1718 года – в феврале Алексея официально лишили права наследования престола – Феофан Прокопович в присутствии Петра и всей политической элиты столицы произнес проповедь, почти открыто отсылавшую к делу царевича Алексея. Речь касалась монархической власти, идущей от Бога, покорности и почитания, на которые царь вправе рассчитывать от подданных, греховности любых попыток восстать против нее. Он апеллировал к апостолу Павлу (Рим. 2:14–15), противопоставляя тех, кто просто подчиняется закону, тем, кто служит ему, поскольку он запечатлен у них в сердце. Подлинная преданность царю – это религиозная вера, идущая из сердца. Алексей и под пером самого Петра не единожды превращался в нового Авессалома, убитого людьми его отца, царя Давида, за то, что взбунтовался против него. После разговора с заточенного в тюрьму сыном, одержимый мыслью о заговоре, Петр передал его душегубам из Тайного сыска, и Алексей умер при невыясненных обстоятельствах, вероятно, не выдержав пыток.
Насаждая религиозную верность к себе, Петр вынужден был объявлять любое несогласие с монархом вероотступничеством. Как показал Виктор Живов, в результате появилась оппозиция со столь же ярким религиозными основанием, что и у апологетов престола. Одним из самых распространенных обвинений, выдвигавшихся против Петра, стали его Антихристова сущность и подмена собой настоящего царя. Оставалось только найти этого настоящего царя. Попав в порочный круг, где и верность царю, и борьба с ним имели религиозные основания, секулярная политика тщетно пыталась нащупать выход.
ПРЯМОЙ ВЫХОД НА БОГА
Будучи единственным человеком, напрямую связанным с Богом, Петр стал сверхчеловеком. Именно в этом был смысл постоянных отсылок к византийскому императору Константину Великому. Петра представляли «вторым Константином»: с помощью соответствующих изображений и надписей на триумфальных арках, торжественных вступлений петровских войск в Москву в 1696 и 1704 году, богослужений и других церемоний проводилась параллель между победами Петра и Константина. При этом всегда подчеркивалось, что Константин поддерживал с Богом прямую связь, без посредничества папы Сильвестра I, согласно легенде, излечившего императора от проказы при крещении. Личные заслуги императора Константина и его военные победы легли в основу императорской пропаганды, которая, в свою очередь, раз за разом повторяла мысль о прямой и личной связи Петра с Богом, не требовавшей посредничества даже в лице Церкви.
Однако сознательное навязывание идеи прямой связи царя с Богом и ее коллективное усвоение порождали новых самозванцев, уверявших, что Святой Дух вошел с ними в контакт и поведал об их родстве с царем.
НАСТОЯЩИЙ ИЛИ ПОДСТАВНОЙ?
В 1699 году, движимый желанием покончить с пережитками прошлого, Петр приказал подданным брить бороды, сделав исключение лишь для крестьян и духовенства. Староверы усмотрели в этом еще одно доказательство сатанинского искажения нормы: Петр, по их мнению, хотел превратить мужчин в женщин. Этот указ вполне вписывался в петровский стиль правления. Во время массовых маскарадов, тех, например, что в 1724 году продолжались с Рождества до Крещения, царских сановников вынуждали являться в коллегии и Сенат в масках и карнавальных костюмах. В 1702 году по воле Петра состоялась свадьба Феофилакта Шанского, члена церковного двора «патриарха Андрея Палестинского», как он именовался в списках собора, а в обычной жизни – царского шута, стольника, впоследствии ключника. Петр оказал ему честь, устроив его бракосочетание, торжества по случаю которого продолжались три дня. Участники церемонии, включая самого царя, были одеты в русское платье, ношение которого находилось под строжайшим запретом. Сидевшему во главе стола Шанскому помогали трое высших чинов собора: князь-цезарь Ромодановский, облаченный в одеяния царя XVII века (еще в 1660‐х годах за такое полагалось битье кнутом, вырывание ноздрей и ссылка в Сибирь, даже если подобное переодевание происходило во время маскарада), Иван Бутурлин, король Семеновский и Польский и святейший Князь-Папа и патриарх Никита Зотов. На третий день приглашенные получили приказ одеться по западной моде: в подобном виде на иконах изображали бесов. В XVII веке в России европейское платье было запрещено и разрешалось только во время развлечений и маскарада. При Петре тенденция сменилась на противоположную, и царские вельможи вынуждены были одеваться как иноземцы. Реакция народа на эту перемену закона об одежде была мгновенной и недвусмысленной: Петр «нарядил людей в бесов».
В январе 1715 года семидесятилетнему святейшему Князю-Папе и патриарху Никите Зотову, главе ближней канцелярии Петра и его доверенному лицу, пришлось, повинуясь приказу царя, жениться против своей воли. По такому случаю на улицах столицы была устроена грандиозная церемония. Под дикую музыку, похожую на ту, какой в Европе в раннее Новое время сопровождались шаривари – шумные ритуалы, участники которых подобным образом выражали свой протест нарушителям моральных, сексуальных или религиозных устоев, – процессия, насчитывавшая от трехсот до четырехсот знатных особ, чьи лица были скрыты масками, двинулась в сторону Троицкого собора, где Зотов, наряженный католическим кардиналом, сочетался браком с Анной Стремоуховой (выбирал ее, естественно, Петр), офицерской вдовой, подозревавшейся в симпатиях к старообрядцам. Хотя церемония и была проведена настоящим священником в настоящем соборе, она выглядела настолько богохульной, что даже петровская администрация не осмелилась признать ее законной. Настоящий брак? Потешная свадьба? На улице при прохождении процессии слышались крики: «Патриарх женится! Патриарх женится!» В составе процессии шествовал и Петр, облаченный в скромную одежду фризского крестьянина (Фризия – голландская провинция, славившаяся своими моряками).
Этот перевернутый мир был для царя родной стихией. Формально он не занимал в царстве преображения ни одной главной должности. Напротив, подражая Ивану Грозному, ходившему на поклон к Симеону Бекбулатовичу, Петр сам ездил к королю и князю-кесарю Ромодановскому. Свои послания к нему он подписывал «вечный раб и слуга Петр», даже там, где речь шла о государственных делах. Князь-кесарь присваивал Петру все его военные чины: капитана (1706), генерал-лейтенанта и контр-адмирала (1709), вице-адмирала (1714).
Вельможи (вроде отца и сына Ромодановских) прилюдно расхаживали в царской одежде по улицам столицы и окружали себя «придворными», а царь наряжался крестьянином или солдатом… В стране, где самозванчество пронизало все сферы жизни, не нужно было ничего другого, чтобы люди окончательно убедились в справедливости слухов о боярах, захвативших трон и изгнавших доброго царя. Связь между официальным миром с его вывернутыми наизнанку нормами и народной реакцией на него была мостиком, соединявшим элиту и народ, и хотя действия тех и других трудно назвать тождественными, они все же тяготели друг к другу и представляли части единой культуры. Поведение высших сановников усиливало те культурные коды, которые рождали самозванчество. Переворачивание норм было сознательной стратегией хозяина русской земли, но всех последствий этого он предвидеть не мог.
