ДМИТРИЙ ОБРЕТАЕТ ПОСЛЕДОВАТЕЛЕЙ
Одним из первых действий Михаила Романова была попытка покончить с лжецаревичами. С этой целью он приказал прилюдно повесить четырехлетнего Ивана Ворёнка, сына вдовы Лжедмитрия I Марины Мнишек. Она могла считаться законной царицей, поскольку была помазана на царство вместе с мужем. Проведя несколько лет в походах и скитаниях по центральной России, она была схвачена и окончила жизнь в тюрьме. Юному пленнику объявил войну сам патриарх. Неожиданным историческим отголоском той казни три века спустя стало убийство последнего русского императора и его детей, которым сопровождалось падение Романовых. Мотивы в обоих случаях были схожи: победители не желали допустить появление претендентов на власть, которые искали бы источник легитимности в прошлом, действуя самостоятельно либо становясь марионетками в чужих руках. Романовы закончили как и начинали, только роли палачей и жертв сменились на противоположные.
Успех Лжедмитрия вдохновил и других авантюристов. Уже в период между восшествием на престол Лжедмитрия I (1605) и избранием на царство Михаила Романова (1613) успели объявиться два десятка лжецаревичей. Наиболее эффективным способом было наследование успеха погибшего, но снискавшего славу лжецаревича. По такому сценарию развивались события в случае со вторым Лжедмитрием, а после его убийства в 1610 году – и с третьим (Исидором, или Сидоркой), который дал о себе знать в марте 1611 года и удерживал власть в Пскове до мая 1612-го. В том же году в Астрахани объявился четвертый Лжедмитрий. Волна распространялась так быстро, что даже Лжедмитрий II негодовал по поводу появления в Московии целого «сонма царевичей» вроде «сыновей» царя Федора Иоанновича Недвядки и Федьки. Один из самых значительных мятежей того периода разразился в 1606 году в Астрахани, где одновременно объявились три царевича: Август, Осиновик и Лавр. Август с 1607 по 1608 год сохранял в своих руках определенную власть; он безуспешно пытался двинуться к Москве на соединение с «царем Дмитрием», который, по слухам, был еще жив.
Слухи делали свое дело даже в отсутствии лжецаревича. В конце мая 1607 года жители Царицына, уверенные, что царь Дмитрий жив и здоров, взбунтовались против Василия Шуйского. В 1609 году в Литве распространился слух, будто бы царь Федор, сын Бориса Годунова, не умер, но бежал к германскому императору. В 1620–30‐х годах люди в частных беседах нередко признавались в верности Дмитрию, подчеркивая таким образом свою оппозицию правящему монарху. Образ Дмитрия продолжал жить и в 1646 году. В 1654 году за него принимали украинского гетмана Богдана Хмельницкого. В 1690‐м некий Ивашка называл себя сыном Ивана Грозного. На допросе он объяснял свой шаг голосами извне и надеждой на поддержку казаков.
В 1671 году был арестован некий Иван Клеопин. Он поведал, что еще ребенком был привезен из Москвы в Новгород, где его усыновил и окрестил некто Алексей Клеопин. Приемный отец звал его «царевич Ивашка», но он уверял, что на самом деле он царевич Алексей, сын правившего тогда царя Алексея Михайловича. У ворот Теребовской церкви в предместье Новгорода он сообщил нескольким родовитым горожанам, что собирается просить польского короля признать его и собрать для него войско, чтобы его венчали на царство в Новгороде. Собеседники не восприняли его слова всерьез: один даже принялся насмехаться над ним, называя «царем», что и стало причиной доноса. На допросах родственники несчастного, священник его прихода и знатные горожане, к которым он обратился со своей речью, показали, что Иван Клеопин в шесть лет повредился рассудком. Он пытался зарубить саблей родителей, ранил брата, хотел изнасиловать мать и порезал себя ножом; ему случалось рвать на себе одежду и бросаться в огонь. Два раза он был допрошен с пристрастием, но, несмотря на пытки, не сознался ни в чем, что хоть отдаленно напоминало бы заговор. Клеопин был официально объявлен сумасшедшим – и тем не менее повешен.
В 1673 году у казаков объявился царевич Симеон, чье имя отсылает к одному из умерших сыновей царя Алексея Михайловича. Этот лжецаревич, 22-летний Иван Воробьев, рассказывал, что якобы еще ребенком, при дворе отца, выказывал ненависть к боярам, за что те решили его извести. Человек, который должен был дать ему яд, сжалившись, убил вместо него другого ребенка. Сообщники «царевича» утверждали, что видели на его плече родимые пятна пурпурного цвета в форме царской короны, двуглавого орла и месяца со звездой. После ареста нескольких приближенных Воробьева, казакам пришлось пойти на уступки эмиссарам из Москвы: священник и ряд казачьих офицерских чинов осмотрели «царевича». Они обнаружили у него между лопаток восемь белых родовых пятен. Чтобы не ухудшать ситуацию, царский двор согласился на переговоры. Царь принял казачью делегацию, вручившую ему письмо от «сына». Таким образом, удалось в обход бояр, якобы изменивших царю, лично встретиться с последним, и отказ признать лжецаревича на этот раз исходил непосредственно от монарха. Доставленный в Москву казаками, юноша был четвертован.
Появление лжецаревичей обостряло международные отношения. С 1643 по 1646 год Москва и Варшава обменивались письмами и делегациями, пытаясь решить судьбу юного аристократа Яна Фаустина Лубы, который якобы узнал от отца, что он сын Дмитрия и Марины. Его доставили в Москву, но благодаря настойчивости поляков и ввиду того, что перспектива мирных отношений с соседом перевешивала другие соображения, он был освобожден и отослан на родину, после того как поклялся больше не называть себя царевичем. Еще один «сын» Дмитрия действовал в 1639–1643 годах в Молдавии, но в конце концов был схвачен и казнен. В течение десяти лет, с 1642 по 1652 год, Москва посылала эмиссаров то в Варшаву, то в Константинополь, то в Швецию, внимательно следя за перемещениями Тимофея Анкудинова (называвшего себя «царевичем Шуйским») по Польше, Турции, Болгарии, Италии, Украине, Австрии и Венгрии и требуя его ареста. Шведская королева Кристина предоставила Анкудинову убежище, но в конце концов выдала его России в обмен на выгодное торговое соглашение.
ФУНКЦИИ МИСТИФИКАЦИИ
Рост числа лжецарей сопровождался умножением функций мистификации. В числе разоблачителей одного самозванца мог выступать другой: например, Лжедмитрий II, силясь придать большую достоверность собственной лжи, распекал иных самозваных «царевичей». Когда пошли толки о самозванстве Лжедмитрия I (дескать, он не настоящий царь, а Гришка Отрепьев), тому спешно понадобилось прикрыть одну ложь другой: он всюду начал появляться в сопровождении некоего Леонида, представляя его как настоящего Отрепьева. В обмен на помощь, оказанную Сигизмундом в сборе армии, Дмитрий обязался вести благоприятную по отношению к Польше политику, но, взойдя на престол, не спешил выполнять обещание. Тогда Сигизмунд отправил к нему посланца, который, желая показать новому царю всю шаткость его положения, под видом угрозы передал ему давно ходивший слух о том, что Борис Годунов-де не умер и скрывается в Англии. Василий Шуйский, в свою очередь, прибег к мистификации для борьбы с тенью Лжедмитрия I. После успеха устроенного им переворота он представил московскому люду мнимых отца и мать Гришки Отрепьева, уверявших, что свергнутый царь не кто иной, как их сын. Все еще одержимый «пагубной мыслью о живом Дмитрии», он устроил новую мистификацию – большую публичную церемонию, продолжавшуюся несколько дней, вокруг «чудесно сохранившегося тела истинного Дмитрия», пролежавшего в земле семнадцать лет. Ради этой цели Шуйский якобы приказал убить ребенка, которого и похоронили в ту же ночь в Угличе. Утром группа видных бояр в сопровождении патриарха эксгумировала труп «царевича Дмитрия». Свидетель событий француз Жак Маржерет утверждал, что они «нашли его тело нетленным, а платье таким же новым и целым, как при погребении, и даже орешки он по-прежнему держал в руке». Поддельное «подлинное тело» было с большой помпой перевезено в Москву, где его ждал царь со свитой и жители города. Склонившись над ним, мать Дмитрия Мария Нагая воскликнула: «О, теперь я вижу: это и взаправду Дмитрий, убиенный в Угличе. Божьей милостью его тело и сейчас такое же нетленное, как когда его опускали в гроб». Несколько больных чудесным образом исцелилось близ тела Дмитрия, и Церковью он был официально признан святым.
