Наконец, отдел IIIb ВК в тот период (по меньшей мере), не извлекая уроков из прежних провалов (как в случае с Колаковским), засылал в Россию военнопленных с аналогичными инструкциями. 25 апреля (8 мая) 1917 г. в тылу русской 6-й армии на юго-западном фронте был задержан прапорщик 16-го Сибирского стрелкового полка Д. С. Ермоленко, завербованный и обучавшийся в лагере для украинских военнопленных под Раштаттом, а к своему заданию подготовленный в Берлине
[2856]. На допросе в следственном отделе контрразведки Генштаба, возглавляемого генерал-лейтенантом А. И. Деникиным, он 28 апреля показал под протокол, что в плену согласился работать на немцев, поддавшись на уговоры товарищей, и два офицера германского Генштаба, Шидицкий и Люберс, поручили ему вести в России пропаганду свержения министров Милюкова и Гучкова и скорейшего заключения сепаратного мира с Германией. Российская сторона проверила личности обоих немецких офицеров и подтвердила их существование, тем самым подкрепив показания Ермоленко
[2857]. «Офицер Генштаба Люберс» предположительно — тот, кем Людендорф хотел заменить капитана Франца в декабре 1914 г. (у Гемппа он назван Людерсом)
[2858]. Эти офицеры сказали Ермоленко, что такую же пропаганду, какая нужна от него, уже ведут в России другие агенты германского Генштаба — председатель украинской секции «Союза освобождения Украины» А. Ф. Скоропись-Йолтуховский и Ленин; последний имеет задание всеми силами подрывать доверие русского народа ко Временному правительству. Средства на агитацию агенты якобы получали от некоего Сведсона
[2859], служащего в Стокгольме при германском посольстве.
Перед петроградской контрразведкой, которую с протоколами этих допросов не ознакомили (Керенский позже мотивировал столь строгую секретность значением показаний Ермоленко для раскрытия заговора Людендорфа и Ленина против Временного правительства), Ермоленко предстал «до смерти перепуганным человеком», умолявшим о защите. Его допросили еще раз и отпустили на родину в Сибирь
[2860]. Без документальных доказательств контрразведчики Петроградского военного округа не видели в словах Ермоленко особой пользы. Его сообщение о Ленине содержало для них мало нового. Однако на тот момент новостью стала информация о планах свержения Милюкова и Гучкова и скорейшего заключения сепаратного мира, которую через несколько дней подтвердили документы, изъятые у Колышко. Сомнений в правдивости рассказа Ермоленко у них не возникло
[2861].
Вследствие координированных усилий отдела IIIb т. н. апрельский кризис положил начало задуманному расшатыванию правительственной власти, не принеся, однако, реальной власти большевикам. Наоборот, лозунг контрдемонстрантов «Долой Ленина — наемника кайзера!»
[2862] подпортил Ленину репутацию и осложнил его положение в собственной партии. Теснимый со многих сторон, Ленин, дабы не создавать ненужных трений, выдвинул девиз, что большевики против сепаратного мира и не пойдут на «соглашение с немецкими разбойниками». Своей кульминации эта кампания прикрытия достигла в речах Ленина на I Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов 4 и 9 июня 1917 г.
[2863] Здесь он называл утверждения, будто большевики строят планы сепаратного мира с Германией, «грубым искажением» и «клеветой», уверяя, что всегда его отвергал «как всякое соглашение с капиталистами». На съезде, где подавляющее большинство составляли верные правительству оборонцы (в число 1090 его участников вошло всего 105 большевиков), Ленин переменил тактику и полемически предостерегал присутствующих рабочих и солдат против лозунга «мира без аннексий и контрибуций», в котором «вожди теперешнего [!] Совета рабочих и солдатских депутатов из партий народников и меньшевиков запутались»: они, мол, понимают под ним «status quo, т. е. довоенное положение», а следовательно, капиталистический мир. Это был намек на воззвание Петросовета к народам всего мира (14 [27] марта) и декларацию правительства о своей готовности к миру (10 [23] апреля), которые привлекли внимание как венского Министерства иностранных дел, так и германского Рейхстага, и даже императора, пробудив надежды на компромиссный мир с российской демократией. Теперь в полемических целях Ленин отговаривал представителей Советов со всей России от решения, к которому стремилось германское 2-е ВК: «…ход событий может поставить ваши партии к власти, во время революции это возможно, вы должны будете делать то, что вы говорите, а если вы предложите мир без аннексий сейчас, то его примут немцы и не примут англичане… Немцы многое награбили, но многое и потеряли… немецкие капиталисты… скажут: „да, мы примем этот мир без аннексий. Он для нас не есть поражение, он для нас победа против Америки и Италии“. Вы объективно скатываетесь к тому сепаратному миру с капиталистами, в котором вы нас обвиняете, потому что вы не рвете принципиально в своей политике… с теми банкирами… которых во Временном правительстве вы и ваши „социалистические“ министры поддерживаете».
