Тем не менее, не замеченные английскими офицерами, в группе Ленина попали в Петроград два немецких старших офицера под фальшивыми русскими фамилиями, чтобы помогать ему на пути к власти советом, делом и чемоданами шведских крон: майоры Андерс и Эрих, внесенные в список отъезжающих как «Рубаков» и «Егоров»
[2675]. Они общались с Лениным на немецком, были представлены русским партийцам в Петрограде как «финские товарищи» и образовали костяк группы немецких офицеров (Генштаба), которой надлежало оказывать партнеру 3-го ВК военную поддержку при подготовке и осуществлении переворота и притом держать его под эффективным контролем. Их командный пункт находился в штаб-квартире большевиков, сначала в незаконно занятом особняке польско-русской балерины М. Ф. Кшесинской на Большой Дворянской улице, затем в Смольном институте.
Наконец, размещенные в Скандинавии агенты отдела IIIb ВК и Эвиденцбюро выплатили (официально — в качестве дружественных товарищей) необходимые для поездки средства
[2676] и уладили некоторые формальности. Из них «исключительную» роль «в организации возвращения В. И. Ленина и группы большевиков-эмигрантов [!] в Россию»
[2677] сыграл Фюрстенберг-Ганецкий — вместе с Парвусом. Из Стокгольма он телеграфировал своему польскому товарищу Бронскому в Цюрих, для передачи Ленину: «Пришлите фотографии дяди [т. е. Ленина] в Берлин Георгу Скларцу, Тиргартенштрассе, 9»
[2678]. Георг Скларц был агентом отдела IIIb и одним из его связных с Парвусом в Копенгагене. В последнюю неделю марта он лично явился в Цюрих, предлагая немедленно препроводить Ленина в Россию с одним-двумя верными людьми обычным тайным путем немецких агентов (т. е. через немецкие линии), но Ленин по соображениям безопасности отказался
[2679].
Пользуясь услугами этого штаба заботливых агентов, Ленин добился скорейшего отъезда. Он считал, что благодаря объявлению амнистии в России его время пришло, спешил бросить свой авторитет на чашу весов политической борьбы за власть в Петрограде и сперва назначил отъезд на 4 апреля, чем заставил исполнительные органы в Берлине крутиться как белки в колесе. Вопрос, действительно ли он направлял «прошение»
[2680] о проезде в соответствующую германскую инстанцию, остается открытым. Это не исключено: ввиду большой политической сомнительности данного предприятия, финансируемого вначале преимущественно из бюджета, разведотдел ВК, должно быть, постарался минимизировать вероятные риски и по возможности отвести их от себя. В виде «прошения» из-под пера Ленина он получал бумагу, которая снимала с него большую часть ответственности за эту акцию и которую он в случае огласки или провала акции мог предъявить в свое оправдание гражданским ведомствам (или державам-победительницам).
Своим решением о скорейшей отправке на родину русских пораженцев ВК вызвало недовольство гражданского имперского правительства, беспокоившегося о политических последствиях. После того как разведывательные службы давно выполнили необходимые приготовления, рейхсканцелярия 31 марта созвала у заместителя министра иностранных дел совещание причастных к делу ведомств, где ВК представлял В. Николаи
[2681]. Совещание обсуждало, как планируемое углубление русской революции Лениным может отозваться на внутриполитической обстановке в Германии и какие меры принять, чтобы революция не перекинулась на Германию. Участники, согласившись, что «последняя возможность — скорый сепаратный мир на востоке, который достижим только с максималистами [sic]
[2682]», одновременно искали способы «ограничить революцию Россией, чтобы позже погасить ее импульс извне»
[2683]. Одна из утвержденных ими мер заключалась в создании комитета по «беспощадному всестороннему надзору за прессой»
[2684] под контролем Николаи.
