Министр финансов и преемник Столыпина на посту премьер-министра граф В. Н. Коковцов предупредил царя, что общественность ожидает выяснения этого «темного дела» путем сенатского расследования, и дал понять, что такое расследование могло бы раскрыть «нечто большее, нежели преступную небрежность, по крайней мере со стороны генерала Курлова»
[1472]. Чрезвычайная следственная комиссия Временного правительства для расследования противозаконных действий бывших министров и других высокопоставленных должностных лиц, под председательством адвоката Муравьева, которая летом 1917 г. снова подняла дела опороченных чиновников, нашла указания на тайное сообщничество между ними и Богровым, но не обнаружила никаких доказательств подстрекательства последнего третьими лицами. Тем не менее подстрекательство и соучастие третьей стороны были не только в высшей степени вероятны
[1473]; предыстория убийцы содержала признаки того, что следователям стоило бы поработать в этом направлении.
Отцом Дмитрия (Мордехая) Богрова был внук известного на юге России раввина Бехарава и сын литератора, автора социально-критических произведений («Записки еврея») Г. И. Богрова, женившегося на лютеранке и вместе с ней перешедшего в православие (брат Дмитрия Владимир обратился в христианство в 1908 г.), уважаемый ассимилированный еврей-адвокат либеральных взглядов, чьи дом и контора (Киев, Бибиковский бульвар, 4; стоимость 400 тыс. рублей) располагались в самой фешенебельной части Киева. Дмитрий-Мордехай, чувствительный, умный молодой человек высокого роста и приятной наружности, окончил 1-ю киевскую гимназию (царь во время того памятного посещения Киева в 1911 г. присутствовал на праздновании ее 100-летия) и вел образ жизни, привычный для русского дворянства и крупной городской буржуазии. В ранней юности он стал социал-демократом. Его старший двоюродный брат Сергей Евсеевич Богров нашел в эмиграции дорогу к левому крылу русской социал-демократии и вместе с женой познакомился с Лениным
[1474].
Дмитрий Богров начал изучать юриспруденцию в Киевском университете Св. Владимира, а во время революционных беспорядков осенью 1905 г. уехал в Германию, где вместе с братом Владимиром записался на зимний семестр 1905–1906 гг. на юридический факультет Мюнхенского университета Максимилиана. Однако летом 1906 г. он, вопреки воле брата и родителей, стал настаивать на возвращении в Россию и в ноябре, по собственным показаниям — «уже настроенным революционно», снова прибыл в Киев, где возобновил учебу в университете, окончив его в 1910 г. Пока он находился в Германии, произошло неудавшееся покушение на Столыпина (25 августа 1906 г.), за которым потом последовали еще десять. На этом фоне у Богрова предположительно еще в Германии (по его словам, «очень рано») созрело решение убить Столыпина. В Киеве он тотчас целеустремленно окунулся в подготовительную политико-террористическую работу: завязал контакты с максималистами и анархистами, а позже и с эсерами, и предложил сотрудничество Киевскому охранному отделению, возглавляемому Кулябко. В 1907 г. он поступил туда на службу платным агентом (кличка Аленский), обещая выведывать террористические планы максималистов, анархистов и эсеров. Его объяснения, что он, моралист среди революционеров, не одобряет преступные методы этих групп и потому хочет подвести их под карающую руку государства, шеф киевской охранки нашел убедительными и счел данного агента надежным. За последующие два с половиной года, совершая порой с согласия Кулябко длительные поездки за рубеж (например, с сентября 1908 г. по май 1909 г. в Берлин и Париж), якобы для проникновения в эмигрантские террористические организации, он сдавал киевской охранке наиболее активные местные группы своих друзей, которых та арестовывала и ссылала, пока отечественные и зарубежные эсеры не заподозрили его в провокаторстве. Когда попытка Богрова убедить В. Л. Бурцева в Париже в своей невиновности и прибегнуть к его заступничеству не удалась, он временно прекратил агентурную деятельность в Киеве, оставаясь, однако, на жалованье у местной охранки. По завершении учебы осенью 1910 г. он переселился в Петербург, где устроился помощником к присяжному поверенному Кальмановичу и одновременно, по рекомендации Кулябко руководителю Департамента полиции М. Ф. фон Котену
[1475], пошел работать в столичную охранку. Под кличкой Надеждин он и здесь продолжал выискивать террористические группы среди максималистов и эсеров. Фон Котен тоже оплачивал Богрову заграничные вояжи, будто бы для слежки за русскими террористами в эмиграции. Так, зиму 1910–1911 гг. Богров снова провел за границей (в Берлине, затем в Париже) и в первые месяцы 1911 г. лечился в Ницце. В марте он вернулся в Россию с намерением осуществить убийство Столыпина. Совершенно поседевший в 23 года, он в кругу друзей говорил о своей ненависти к Столыпину, потому что тот — «самый умный и талантливый… самый опасный враг» и «все зло… от него»
[1476].
План убийства конкретизировался, когда стало известно, что в конце лета царь в сопровождении Столыпина отправится в Киев. Поводом для поездки послужило открытие памятника царю-освободителю Александру II, которое предполагалось торжественно отпраздновать наряду с распространением земского управления на западные губернии — Столыпин добился его с большим трудом, применив чрезвычайную ст. 87 Основных государственных законов Российской империи, дабы преодолеть сопротивление националистических и правых партий. Стремясь получить доступ к жертве, Богров в преддверии царского визита возобновил связь с киевской охранкой. 26 или 27 августа он явился на квартиру к ее шефу Кулябко, уверяя, будто хочет помешать готовящемуся покушению на высокопоставленную особу в окружении царя. Кулябко позвал на беседу с Богровым уже прибывших из столицы лиц, отвечавших за безопасность, — полковника Спиридовича и статского советника М. Н. Веригина; Веригин был вице-директором Департамента полиции при директоре фон Котене и сопровождал товарища министра внутренних дел Курлова в качестве чиновника для особых поручений. Вечером 31 августа Богров вел дальнейшие разговоры с Кулябко на квартире у последнего, 1 сентября с 7 до 14 часов в присутствии Веригина — в номере 14 киевской гостиницы «Европейская», в которой жил Курлов. Всем этим представителям органов безопасности Богров, согласно его и их показаниям, устно и письменно излагал, расцвечивая все новыми красками, легенду о том, что некий знакомый ему террорист собирается остановиться (потом — уже остановился) у него, ожидая свою знакомую террористку «с багажом» (т. е. бомбой), чтобы вместе с ней совершить покушение на Столыпина.
