Несмотря на жесткий контроль Людендорфа над разведслужбой на территории Обер-Ост, результаты поисков агентов и коллаборационистов за пределами круга революционных, пораженческих партийных группировок оставались ничтожными. Большая масса пленных не поддавалась вербовке, около 10 % искали возможность для побега
[1388], остальные в крайнем случае предпочитали голодную смерть предательству. Так что настойчивые жалобы офицеров разведки Обер-Оста в своих докладах на гигантский дефицит пригодных агентов — это одновременно гимн стойкости попавших в плен офицеров и солдат разных национальностей и вероисповеданий, которые согласны были терпеть лишения, унижения, болезни, храня верность царю и отечеству. Вследствие роста потребности в коллаборационистах, по мере того как военные дела Германии шли все хуже, возрастали и категорические требования Людендорфа по поводу их рекрутирования. Дилемму, стоявшую в результате перед офицерами разведки, Гемпп верно передал отчаянным возгласом: «Как же мне найти новых людей и новые пути для них в тыл противника или вглубь вражеской страны?! [подчеркнуто в тексте. — Е. И. Ф.]»
[1389].
Один из примеров упомянутого выше «налаживания связей», имевший, вероятно, самые тяжелые последствия для Обер-Оста, — случай с русским лейтенантом Колаковским. Он привел к столь сокрушительным провалам в сети агентов и других пособников, что германская сторона его напрочь отрицала, а большевистско-советская изображала выдумкой царских секретных служб. И по сей день историки как на Востоке, так и на Западе выдают его за мошенническую фальшивку
[1390]. Но записки Гемппа подтверждают его подлинность.
Яков Павлович Колаковский попал в немецкий плен в Восточной Пруссии, будучи лейтенантом 23-го пехотного полка 2-й армии генерала Самсонова. После нескольких месяцев жалкого существования в восточнопрусском лагере военнопленных, перед лицом перспективы голодной смерти с приходом зимы, в конце ноября 1914 г. он решился последовать примеру солагерников из числа русских революционеров-коллаборационистов и заявил лагерному начальству, будто ему известен тайный знак революционной партии и он поддерживает с ней связь
[1391]. Правда, доказательств он представить не смог, однако его доставили в штаб XX АК в Алленштейне и передали тамошнему офицеру разведки. Если упомянутая перестройка разведслужбы, по словам Гемппа, везде создала «значительные трудности для дальнейшего формирования организации, не предусматривавшейся в мирное время», то в особенности это касалось офицера разведки при штабе в Алленштейне. Рихарда Скопника, бывшего пограничного комиссара Илавы к северу от Алленштейна, накануне войны — начальника таможни в восточнопрусском Зольдау, русская контрразведка в предвоенные годы знала как сотрудника германской разведки с широкими полномочиями в восточнопрусско-российском приграничном регионе и соответственно наблюдала за ним
[1392]. Несмотря на некоторые опасные проколы, допущенные в ходе довоенной карьеры
[1393], с началом войны его произвели в капитаны и назначили офицером разведки в штаб XX армейского корпуса, и вот в конце ноября — начале декабря 1914 г. к нему на допрос привели лейтенанта Колаковского. Хотя тот попал в плен еще в августе, а представителем революционеров-коллаборационистов объявил себя лишь на исходе ноября, не сумев при этом показать «знак», Скопник сказал, что его служба готова заслать его агентом в Россию с фальшивыми бумагами и достаточной суммой денег
[1394]. Он заговорил о действиях прогерманских кругов в России, подчеркнув, что их мирные инициативы регулярно терпят крах из-за сопротивления великого князя Николая Николаевича, стремящегося продолжать войну с Германией до конца. Поэтому германская разведка считает самой важной задачей убийство великого князя как «величайшего зла» для Германии. Такая характеристика русского Верховного главнокомандующего соответствовала взглядам Людендорфа, опасавшегося «могучей воли великого князя»
[1395] и объяснявшего немецкие поражения в том числе крепкой сплоченностью русских войск, которая в его глазах была результатом умения Николая Николаевича беспощадно добиваться своего.
После вербовочных бесед со Скопником Колаковского передали помощнику офицера разведки в штабе 8-й армии в Инстербурге Александру Бауэрмайстеру, непосредственно ведавшему отправкой готовых к сотрудничеству русских офицеров. В служебном журнале его разведцентра 6 декабря 1914 г. записано: «Пленный русский лейтенант Кулаковский [sic] инструктируется старшим лейтенантом Бауэрмайстером перед отправкой в Петербург. Он утверждает, что знает тайный знак революционной партии и поддерживает с ней связь. Он должен ее использовать и получит явочный адрес в Христиании»
[1396]. Лейтенанта с немецким паспортом на имя данцигского торговца Антона Кулаковского и карманными деньгами в размере 500 марок посадили в Штральзунде на пароход до Швеции, наказав ехать через Стокгольм и Христианию в Петроград, исполнить в России порученное и недели через три доложить о себе в отделении секции IIIb. Когда Колаковский не появился, в разведцентре Инстербурга в дополнение к записи от 6 декабря отметили в служебном журнале под датой 26 декабря 1914 г.: «К. не явился; либо он обманул нас, чтобы сбежать из плена, либо сменил роль по принуждению».
