За столом сидел профессор Анисул с калькулятором и большим развернутым листом бумаги, концы которого поддерживались маленькими камешками. А в другом углу гостиной мать разговаривала со старшей сестрой Шарифа. Это-то и разбудило Назию: Садия отчего-то рассмеялась. Кажется, сестра мужа не приходила в родительский дом после того вечера двадцать пятого марта. Они с матерью рассматривали семейный альбом, где мать хранила фотографии всего семейства: вот ее отец застыл перед объективом, вот дед в судебной мантии и со свитками. Поглощенная своим делом, она листала перед Садией страницы.
Та подняла замотанную платком голову, и круглое лицо ее просияло:
– Сестра, как я рада тебя видеть!
– Мы очень волновались за тебя, – сказала Назия. – Записку, которую Мафуз прислал две недели назад, мы получили и немного успокоились, но…
– Мы слышали, что все в порядке, – ответила Садия. – Кто-то, Гафур или Хадр, сказал соседям, ну и так далее, пока наш Мухаммед не услышал, что вы целы.
– И очень хорошо, – сухо сказала мать. Но это же она только что смеялась с Садией. Видимо, опомнилась, лишь увидев Назию.
– Мужу нужно было в Данмонди, – продолжала Садия. – Кажется, все понемногу утихает. На Элефант-роуд творилось ужасное: молодчики творили беспорядки. Тесть запер ворота, мы сидели дома и молились.
– И это, кажется, сработало, – не удержалась Назия.
– Тесть говорит, что прежде такое тоже бывало и скоро все утихнет. Так что муж сегодня едет в Данмонди, и он так добр! Подвез меня к дому отца, чтобы я выпила чаю с матерью. Сестра, ты видела эту фотографию? Нашего деда? В Оксфорде вроде бы, много-много лет назад, до независимости и вообще до всего.
Назия понимала, о каком снимке речь, и Садия не могла этого не знать, но подсела рядом на диван. На нем отец стоял с шестом на корме плоскодонной лодки. Сквозь ветви дерева у воды светило солнце: на фото блики выходили мешаниной черного, белого и серого. Должно быть, это ива. Дед и его друзья широко улыбались, рукава их рубашек были закатаны выше локтя. Они казались такими юными! Как-то дед обмолвился, что за все годы в Оксфорде дружил всего с тремя или четырьмя англичанами и предпочитал общаться с другими индийцами (тогда они все так звались, про себя и вслух). Теперь одна из бабушек рассказывала Садие, что вот этот сикх на фото, тоже студент-юрист, женился на англичанке и остался в Манчестере, откуда родом ее семья. Свое имя, Хардип, он сменил на Гарри – во всяком случае, так полагала бабушка.
– Пять лет назад подобное выглядело бы очень странно, – заметила мать. – Впрочем, теперь полно смуглокожих англичан.
– У моего мужа есть дядюшка Мухтадир! – захлопала в ладоши Садия. – Он уехал в Англию двадцать лет назад, живет в Лондоне, у него ресторан, на него работают пятнадцать человек! Сестра, у тебя есть фотографии из Шеффилда?
Конечно, есть. Альбом с ними мать по непонятной причине хранила в кабинете вместе с остальными, и вот теперь она встала и направилась за ним. Садия и Назия остались наедине.
– Ах, сестра, – сказала Садия, – я так рада тебя видеть. Как же я по тебе скучала!
– Нам всем тебя очень не хватало, – растаяла Назия. Золовка в самом деле нравилась ей, несмотря на то что решила жить иначе. – Но семья твоего мужа… Они добры к тебе, правда?
– О да. Очень милы. Но… этот старик. Он тут живет? Когда он начинает говорить, у меня ум за разум заходит.
– Я притворяюсь, что у меня неотложные дела, – призналась Назия, – всякий раз, когда ему вздумается начать лекцию. Ему требовался приют. О нем стало совсем некому заботиться.
– А Аиша? Такая была хорошенькая в последний раз, когда я ее видела. В своей комнате? А младшие? Тоже спят? Хоть Бину бы разбудили, с сестрой поздороваться. А Шариф? Такая жалость, что его нет дома. Надеюсь, он в безопасности. Я так по всем соскучилась! Надо было сообщить заранее, что приеду. А Рафик? Где Рафик? Сто лет его не видела!
Ничто в поведении Садии и в тоне ее голоса не выдало ее истинных намерений, однако Назия все равно догадалась. Нет, она не скажет Садие того, что она так жаждет узнать: брат мужа ушел к повстанцам. Должно быть, теперь он в сотнях километров отсюда, у самой индийской границы, в тренировочном лагере. Все об этом знали. И Садия приехала, чтобы получить тому подтверждение.
Но вошла мать и спасла Назию от необходимости отвечать. Она вернулась с альбомом в коричневом тканом переплете – он отличался от прочих фотоальбомов потому, что они с Шарифом купили его в Шеффилде. В лавке Смита – для Шеффилда, как они скоро поняли, это был самый обычный магазинчик. Конечно, и в Дакке имелись у них любимые магазины, куда они ходили всю жизнь. Но у Смита продавалось столько милых пустяков. Как раз для крошечных ручонок Аиши, когда она себя хорошо вела: ластик в форме головы кролика, ярко-оранжевая точилка для карандашей, книжечка с симпатичными картинками – муравьишка и пчелка находят радугу, а она оказывается велосипедной шиной. Назие казалось, что она помнит весь ассортимент: все всегда в наличии. Мать радостно воскликнула, и молодые женщины сели около нее. Фотографии располагались не в хронологическом порядке, и первая же изображала самое главное событие шеффилдской поездки: маленькую хорошенькую девочку в теплом пальто и белой меховой шапке, завязанной сзади кожаными шнурками; милое личико раскраснелось на фоне белизны снега. И лишь потом – Шариф в докторской мантии и Назия в красивом сари, голубом с золотой каймой. Цвета слегка потускнели, ушли в желтизну и сепию: трава в парке, где они стояли, высохла и пожухла, став такой же желтой, как и их счастливые лица.
Час прошел вполне мило – и вдруг вошел, улыбаясь, Мафуз: он приехал забрать жену. Пока мать, Садия и Назия болтали и листали альбомы, профессор Анисул не обращал на них ни малейшего внимания. Но стоило пригласить в комнату Мафуза, он встал навстречу ему вместе с тремя женщинами, сияя от радости:
– Как я рад вас видеть!
– Благодарю вас, господин. Да вот, за женой приехал. Все ли у вас хорошо?
– О, прекрасно! Все так добры ко мне. После той, первой, ночи я так волновался. Но теперь мы живем, как получается, а не так, как нам хотелось бы. Нам и невдомек, какие опасности таятся вокруг.
– Становится не так опасно, – сказал Мафуз.
Назия всмотрелась в знакомое, с мелочным, расчетливым выражением, лицо, точно видела его впервые. Свежий нежный румянец, широко распахнутые глаза, зачесанные назад густые и роскошные кудрявые волосы; открытые ладони и (прямо сейчас) слегка озадаченная улыбка. Смотри, велела она себе: вот так выглядит убийца.
– Трудновато, – снисходительно заметил профессор Анисул, – разобраться во всех этих угрозах да опасностях. Прежде нам все неплохо разъяснял молодой Рафик, но с тех пор, как его призвал долг и он нас оставил…
– Рафика нет дома? – быстро спросил Мафуз.
– Сейчас нет, – ответил профессор. – Пока…
– А как твой отец? – пристально посмотрела на зятя мать. – Надеюсь, хорошо? Не пострадал от беспорядков и забастовок? Не особенно? Что ж…
