Первым делом надо получить доступ к кибероболочке лаборатории и наладить свой нейроинтерфейс. Исследователи здесь работают с биоматериалом, что живым, что мертвым, с помощью манипуляторов, зондов, сканеров. Уходя на ту глубину, молекулярную и атомарную, которую обычные органы чувств вообще не воспринимают. А нейроинтерфейсы должны выдавать зрительную, осязательную, обонятельную информацию, ничем не отличающуюся от той, что выдают обычные органы чувств.
Кирилл втыкает нейрокабель в разъем, установленный в районе пятого шейного позвонка – обычно на шее он носит стильный платок, чтобы не пугать детей. На полминуты он захвачен воспоминаниями, как он управляет с помощью сенсорного интерфейса большим беспилотным «крабом» и ищет на дне вражеские робомины, которые высовывают из песка свои детекторы, напоминающие почти прозрачные щупальца медузы. Даже снова шевельнулся страх, что не успеет, а здесь скоро должны пройти подводные транспортеры нашего десанта…
Отогнав воспоминания, Кирилл прогоняет тестовую информацию кибероболочки, выводя ее в виртуальную реальность.
Сейчас он как будто находится в темном запыленном, но большом пространстве, летит по неоновым трассам компьютерных шин, пронизывая кубы, параллелепипеды и тетраэдры – то есть массивы данных оперативной и глубокой памяти; главное сейчас, чтобы не затошнило на лету. Лавирует между фрактальных ажурных конструкций – это объектные коды программ. Пробуривает скальные породы – низкоуровневый код операционной системы.
Примерно четверть кода не работает нормально или занято непонятно чем, это сразу заметно по цвету и виду виртуального пейзажа. Времени у него до начала рабочей смены в обрез, а код тут, преимущественно вшитый на аппаратном уровне. Так что надо поменять плату NanD-памяти в том красивом металлическом шкафу с мерцающими глазками индикаторов, который является средоточием компьютерного разума. Хотя, скорее, похож он на навороченный кухонный комбайн. Старую плату – в ведерко, свежую достаем из морозной емкости, выглядящей как чемоданчик дипломата. Так, первичный тест прошел, загрузилась новая операционная система. Кирилл взял ее со своих интракорпоральных накопителей данных, которые почти ничем не отличаются от клеток жировой ткани. Это его личная ОС Зельда 2.0, темная нестандартная Зельда, которая отзывается и на прозвища, и на ласку. Новая операционка без воплей «даешь», но по-быстрому, забрала все функции у прежней.
– Зельдочка, милая, восстанови непрерывность рабочей памяти по фрагментам и копиям.
– Как скажешь, дружок. – Хорошо, хоть не папочка.
По просьбе Зельды Кирилл поменял еще одну плату быстрой памяти. И та, которую вытащил, была будто склизкая на ощупь; опять плесень, что ли?
После замены платы у него появились права суперпользователя. Темная Зельда не сплоховала. Не могла сплоховать, потому что в отличие от своей стандартной сестры, предназначенной для пользователя-лошары, доведена до состояния самопрограммирующейся системы, c хорошими аналитическими способностями. И притом способна полностью заменить свою стандартную сестру, не уронив ни одного приложения, не потеряв ни одной базы данных. Настройку ей делали ребята из камышловской группы боевых хакеров, именующихся «гармонисты».
Пора за дело. Закрепив образцы на твердых и электромагнитных штативах, Кирилл увеличивал пошагово разрешение и копался в структурах материала, его деформациях и дефектах… Так, что имеется у нас в меню? Усталостный износ, коррозия вследствие неверной эксплуатации, брак, допущенный изготовителем и приведший к заселению материала дефектами.
Получается, и в самом деле прав Гриппенрайтер, ничего экстраординарного?
Но вот, покопавшись в глубине прочнейшего титан-неодимового ниточного сплава, Кирилл стал замечать следы явно биогенного происхождения.
Память, напрягшись, пыталась подсказывать – а на нее надежды было больше, чем на приторно-вежливый, но медленный Спейснет, неспешно одаривающий отдаленных пользователей «сокровищами» Бормопедии.
А вот что это напоминает. Микротрещины и углубления в вулканическом стекле и других земных базальтовых породах, там, где микробы, которых долго не могли «поймать за руку», потребляли атомы железа. Причем попали мелкие хулиганы в эти самые породы, когда они образовывались при температуре выше девятисот градусов в стародавние времена. Вспоминаются и керны, извлеченные с глубины несколько сот метров из горных пород на Африканском Роге, которые при поднятии на поверхность начинали активно пованивать биогенным сульфидом водорода, хорошо известным по посещениям сортира.
И здесь, на станции, схожие следы живых существ! Которые проделывали в прочнейших материалах ходы и заполняли их кубическими кристаллами, продуктами своей жизнедеятельности.
Следы какого-то мелкого гаденыша в титан-неодимовом сплаве – а не мерещится ли? От этих нарколепсий-кататоний всякие последствия нехорошие бывают, причем долговременные. Сейчас, вообще, и бесенята могут за иллюминатором привидеться. Ау, рогатые.
Кирилл утер испарину со лба… Раньше времени утер, потому самое неприятное было впереди. Он зашел в систему учета входящих биоматериалов, а там нашлись записи, поступавшие от пятого, шестого и девятого ленточных зондов, тех, что занимаются изучением атмосферы Юпитера и сейчас. Целых двенадцать полноразмерных видеозаписей примерно месячной давности – то есть их, конечно, пытались стереть, но не слишком удачно, по крайней мере, для такой ушлой операционки, как Темная Зельда. Поэтому она смогла их восстановить…
Шестой зонд фиксирует в атмосфере Юпитера, уровень «– 50 километров», нитевидные образования, которые словно атакуют его. Если точнее, они выглядят, как клубки нитей, в середине которых наблюдается нечто похожее на гроздь пузырей. Может, это скопление пятен того же типа, какое капитан Прерадович засек в озере Небесного Спокойствия, только снятое крупным планом? Дистанции до объектов – а их было с дюжину – все время менялись, бывало так, что и совсем рядом… ноль расстояния. Шмякаются и отлетают, словно играют в пятнашки. А если они и в самом деле живые?
Возвращенный зонд был покрыт плесенью, особенно его «щупальца», утыканные глазками детекторов – на видеозаписи Кирилл видел пятнистый налет розовых и сиреневых оттенков.
Без сомнения, вместе с зондом на станцию попали образцы ненашей жизни.
А ведь служба биологического контроля никак не отреагировала на этот скандальный или, может быть, вообще сенсационный факт. Точнее, попыталась от него избавиться. Тут у нее прокол случился, ведь система контроля движения имеет автоматический доступ на все зонды и фиксирует неординарные события. Зонд, кстати, засек, что на него осела органика и успел сдать полученные образцы на экспресс-анализ лабораторному автомату.
И это оказались кремнийорганические соединения. Конечно же с очень низкими температурами замерзания, до минус двухсот градусов по Цельсию, но и с термостойкостью аж до двухсот пятидесяти градусов. Структуры по некоторым признакам похожи на материал клеточной мембраны, только очень устойчивый и макроразмера… Кто же из высокопоставленных персон здесь подсуетился, дав команду на уничтожение образцов? Пшик, и нет сенсации…
