Незадолго до своей смерти Асархаддон назначил Шамаш-шум-укина наследником вавилонского престола, равным по рангу с Ашшурбанипалом, наследником ассирийского престола. Между братьями внешне установились самые тёплые отношения. Однако Ашшурбанипал, заняв ассирийский престол, не упускал случая подчеркнуть свою верховную власть над Вавилоном, чем всякий раз оскорблял и Шамаш-шум-укина и вавилонян. Вавилон не переставал ощущать ассирийское иго (наместники и чиновники царя Ассирии вели себя здесь как завоеватели), и среди вавилонян нарастало возмущение.
К тому времени, как Ренси с Изигатар прибыли в Вавилон, царь страны Аккад, как ещё называли Вавилонское царство, находился в глубокой печали. Шамаш-шум-укин хорошо понимал, что Вавилон может выстоять в борьбе с Ассирией только при поддержке сильных союзников, среди которых был Элам. Поэтому недавнее поражение Элама привело вавилонского правителя в крайнее замешательство. Теперь он искал союзников среди других соседей – ближних и дальних, и именно Египет во главе с фараоном Тахаркой мог оказать ему огромную поддержку.
По прибытии в Вавилон Изигатар поспешила во дворец. У неё для царя было важное тайное послание от княжны Шеруа-этерат, и она предупредила Ренси, что его в дворцовые покои, скорее всего, не впустят. Однако когда царю донесли, что посланницу княжны сопровождал в пути египтянин, который принимал участие в строительстве нового дворца Ашшурбанипала, тот пожелал увидеть его своими глазами. Изигатар объяснила Ренси, что так приглашают не на торжественный выход владыки, а для личной беседы, чего удостаиваются только важные особы или избранные люди.
Недавно возведённый царский дворец поразил Ренси роскошью и размерами. В просторном зале, куда их пригласили войти, между колоннами курились благовония в чашах из драгоценных металлов; в высоких золотых подсвечниках горели свечи; на стенах, покрытых барельефами и фресками, мерцали масляные светильники. По мраморному полу тянулся толстый пёстрый ковёр. У стен стояли резные скамьи из ливанского кедра, а в глубине зала, на пьедестале, возвышался трон, щедро украшенный золотом и слоновой костью.
Шамаш-шум-укин, о котором Ренси в ниневийском дворце наслушался всякого – и плохого и очень плохого, – производил приятное впечатление. Природа словно старалась создать из брата и почти ровесника Ашшурбанипала полную его противоположность: он был рослый, высокий, с суховатым лицом, прямым носом и костистым подбородком. Этот красавец с круто выгнутыми чёрными бровями отличался неуёмной энергией и тонким вкусом, а на всякие дела и заботы смотрел как на своё естественное призвание. Помимо этого, в отличие от брата, Шамаш-шум-укин славился неподдельным радушием.
Когда Ренси следом за Изигатар вошёл в зал, изобразив на лице приличествующее данному месту смирение, царь сидел на троне, а у пьедестала стоял, очевидно, первый царский советник. Изигатар, а за ней и Ренси поклонились, касаясь одной рукой пола, и, когда советник поманил их указательным пальцем, приблизились к трону.
– С тобой мы поговорим позже, – заговорил царь, обращаясь к Изигатар. И затем, переведя изучающий взгляд на Ренси, неожиданно спросил: – Ну как там, в Египте?
На миг Ренси растерялся, не зная, что ответить: он так давно не был на родине, что уже и сам хотел бы знать, как там.
– Ты ведь говоришь на нашем языке? – уточнил царь, вдруг усомнившись в том, что египтянин понял его вопрос.
– Меня обучил ему князь Илушума, – наконец, оправившись от замешательства, почтительно ответил Ренси и слегка поклонился царю.
– Илушума… – с печалью в голосе произнёс царь, – бедный Илушума…
– Владыка, позволь слово, – робко попросила Изигатар, не смея поднять глаз.
– Говори.
– Ренси – так зовут верного друга Илушумы и моего защитника – не только обучен нашей грамоте, он также отменный писец. А ещё смею сказать, что мне не приходилось встречать лучшего ваятеля, чем он…
– Писец, владеющий чужеземным языком, и одарённый ваятель? – удивился царь, разглядывая Ренси с таким вниманием и любопытством, точно тот был какой-то заморской диковинкой. – Усердие, помноженное на способности, и талант – и всё это в одном человеке…
Он даже простёр к Ренси руки, как будто этот жест означал: поглядите-ка на него, полюбуйтесь.
Ренси почувствовал смущение. У него не хватало смелости поднять руку, чтобы вытереть пот на лбу и придать себе некоторую независимость: ведь этот жест мог быть принят как неуважительный.
– Так что же, Ренси, в качестве кого ты предпочёл бы служить при моём дворе, – продолжал царь, – писца-толмача, зодчего или ваятеля?
– Я хотел бы вернуться домой, владыка, в Та Кемет, – с неожиданной храбростью выпалил Ренси и, чтобы не вызвать своим заявлением царского гнева, низко поклонился после этих слов.
В глазах царя как будто и вправду вспыхнуло неудовольствие, но к нему потянулся со своего места советник, к которому царь приклонил ухо. Послышался торопливый шёпот; царь слушал, кивая.
– Приходилось ли тебе участвовать в военных сражениях? – вдруг спросил царь, снова переведя взгляд на Ренси.
– Мне приходилось защищаться, но случалось это в иных обстоятельствах, не в военное время, – сдержанно ответил Ренси.
– Здесь, в Вавилоне, – вступил в разговор советник после того, как царь жестом велел ему взять слово, – мы готовим полк, который в ближайшее время должен выступить в Египет на подмогу фараону Тахарке. Мы получили тревожные сведения о том, что египетского правителя теснят войска полководца Нехо, который является ставленником ассирийского царя. Мы не можем допустить поражения нашего союзника Тахарки, и поэтому отправляем подкрепление его ослабевшей армии. Большая часть полка состоит из чужеземных наёмников и самих вавилонян, но есть в нём также и твои земляки. Кого-то из них мы выкупили из плена, других – освободили из рабства. Ныне все они свободны и жаждут вернуться на родину, чтобы защитить её от того, кто хочет править в ней, опираясь на ассирийский престол…
Ренси слушал вавилонянина, а в голове у него молоточками стучали слова: «полководец Нехо… полководец Нехо». Значит, номарх стал предводителем мятежной египетской армии, чтобы затем стать … фараоном?
В памяти сразу возникли обрывки давних разговоров. «Это фараон?» – прозвучал голос Кочевника. «Нет, это его наместник. Номарх. Так их у нас называют»… «Я уверен, Нехо собирается сам стать фараоном!» – это уже его, Ренси, голос. И ответ Токсарида: «Со временем мы узнаем так ли это»… «Я намерен прекратить все раздоры и воссоединить египетский народ в братской любви, дабы установить единое и общее для всех исповедание давней, исконно египетской веры», – угрожающим эхом прозвучало обещание самого Нехо…
Ренси бросило в жар. Мерет! Что ждёт её, если Нехо добьётся своей цели и станет фараоном вместо её отца? Какую участь он ей уготовит? И будет ли рядом с ней человек, готовый защитить её пусть даже ценой своей собственной жизни?.. Но ведь он и есть такой человек! И разве не ради того, чтобы воссоединиться с любимой, он стремился в Египет всё это время?..
