Ренси аккуратно разложил на низеньком столике письменные принадлежности: чистый лист папируса, горшочек с водой, палетку с чёрной и красной красками, одну тростниковую палочку с острым концом; вторую же, запасную, привычным жестом засунул за ухо. С другой стороны положил таблички с клинописью; затем сел на циновку, скрестив ноги, взял верхнюю табличку и начал читать.
«Ашшурнасирпал, храбрый монарх, почитающий великих богов, безжалостный герой, заставляющий дрожать в сражении, царь, повеление уст которого сокрушает горы и моря, который натиском своего господства заставил гневных царей от восхода солнца до захода солнца признать над собой единую верховную власть. В странах, которыми я овладел, я назначил своих наместников, и они исполняли мою службу».
Перемешивая раболепную лесть, с которой он обращался к своим богам-покровителям, с угрозами врагам, летописец описывал деяния царя – от имени самого Ашшурнасирпала – во всём их блеске и ужасе.
Испытывая отвращение и в то же время забавляясь напыщенным тоном автора, Ренси аккуратно переписал текст, который ему удалось точно перевести лишь со второй попытки. Он взял в руки следующую табличку – в этот раз летописец повествовал о правлении Саргона – прадеда нынешнего ассирийского царя.
«… я устроил ему большую резню, трупы его воинов я разбросал точно полову, наполнил ими горные ущелья; по пропастям и расселинам я заставил их кровь течь рекой; степи, равнины и высоты я окрасил, точно шерсть; защиту его войска – лучников, копьеносцев, его личную охрану я зарезал, как ягнят, и головы им отрубил…»
Далее уже Ашшурбанипал вещал о себе так:
«В ряде северных городов… среди горожан была учинена страшная резня… было вырезано всё население этих городов от мала до велика… их правителей мои войска повергли оружием. Тела их они повесили на столбы, содрали с них кожу и покрыли ею городскую стену».
20
Как это всё невероятно, немыслимо! В груди у Ренси уже клокотала настоящая ярость. Побоища, резня и кровь, кровь, резня и побоища. Эти слова не выходили у него из головы. Ведь если подумать, ничего иного, кроме резни и крови, Ассирия и не знала. Всё, чем были заняты ассирийские правители, укладывалось в эти слова: кровь и побоища. Вот и сейчас Ашшурбанипал снова собирал свою армию, чтобы выступить в Элам. И снова что-то недоброе замышлялось против Египта: не напрасно же царь пригласил Нехо принять участие в своей зловещей игре.
Начали сгущаться сумерки, когда в руки Ренси попала табличка, которая сначала привела его в замешательство, а потом заставила его сердце биться чаще и громче. Это была хроника о завоевании Египта армией Ашшурбанипала:
«…Фивы были страшно опустошены и разграблены… Царский дворец был разграблен. Два храмовых островерхих столпа были увезены в Ассирию. Туда же были угнаны пленные мужчины и женщины…»
Ренси читал этот длинный безжалостный текст дальше, пока не наткнулся на такие строки: «Вся многочисленная семья Тахарки, включая его жён и наложниц, а также побочных детей, перед самым взятием столицы фараона моими доблестными воинами, бежала за нильские пороги, в Напату, столицу страны Куш».
Ренси била холодная дрожь. О каких побочных детях идёт речь? Только лишь о тех, кто ещё несмышлён и нуждается в опеке? Или, может, о всех без исключения? И если верно последнее предположение, значит, Мерет – в безопасности, среди своих, значит, рука Нехо, какой бы она ни была длинной, до неё не дотянется. Нехо скоро уедет в Египет – пусть; главное: Мерет больше ему не достанется…
Ренси сложил в стопку таблицы. Вся эта работа оказалась неожиданно полезной для него. Она взбодрила его не хуже любого отдыха и – она дала ему надежду, которую он уже не чаял обрести.
9
С тех пор, как Ренси узнал из летописи о том, что Мерет успела избежать пленения и гибели, укрывшись на родине своих предков, он стал представлять их встречу каждую ночь. Порой он видел возлюбленную во сне так явственно, что ему казалось, будто он может коснуться её руки, ощутить её дыхание и тепло золотисто-ореховой кожи… Он был так уверен в том, что она бежала из Фив вместе с семьёй фараона, что, если бы кто-нибудь попытался разубедить его в этом (ведь имя Мерет не упоминалось ни в одной из строк летописи), то он ударил бы этого человека не задумываясь.
Ему снились и кошмары. Видения Красной Горы были менее отчётливы, чем образ Мерет, но они пугали своей достоверностью. К тому, что Ренси довелось пережить в каменоломне, не примешивалось ничего лишнего, ничего выдуманного воображением. Хети, Кочевник, Памеджаи – они являлись ему во сне с удивительной настойчивостью, но самый сильный ужас наводил на Ренси предсмертный крик Малыша Беса.
«Египтянин!.. Помоги!» – словно печальный шелест ветра, поднявшего вихри песка, доносилось до него из темноты.
«Я здесь! – кричал Ренси, напряжённо вглядываясь в непроницаемый мрак и чувствуя, как отчаяние охватывает его душу. – Здесь!» – повторял он громче.
Но кругом темнела бесконечная, колышущаяся, чавкающая, как трясина, пустыня. И больше ничего.
«Египтян-и-и-ин!» – под конец доносилось из темноты приглушённым стоном и захлёбывалось в говоре песчаных волн, в порывистом дыхании ветра…
Ренси вскакивал в холодном поту, затравленно озирался вокруг. Взбудораженный, он весь был во власти дурных предчувствий. Как-то среди ночи он снова услышал голос Малыша Беса, только в этот раз карлик не звал его – он с ним говорил.
«– Ну вот, Египтянин, я пришёл спасти твою жизнь.
– Разве она в опасности?
– В смертельной.
– Из-за Нехо?
– Из-за царя ассирийцев. Он ни за что не отпустит тебя живым: ведь тебе ведомо, как укреплены стены и бастионы его нового дворца. Твои знания умрут вместе с тобой.
– Что же мне делать? Бежать?
– И немедленно. Не теряя ни мгновения…»
Поддавшись необъяснимому страху, не осознавая, что он делает, Ренси вскочил с постели, быстро уложил в холщовый мешок своё нехитрое имущество и вышел в галерею. Когда он приблизился к порталу, дорогу ему преградили дворцовые стражники.
– А, египетский ваятель, – сразу узнал юношу один из них. – Далеко ли собрался?
Упорствовать и врать было бессмысленно. Ренси вернулся в свои покои – раздавленный, униженный, потерявший всякую надежду. Он обманывался с самого начала и только теперь получил ясный ответ: служба при дворе ассирийского царя обернулась для него пожизненной кабалой, освобождением из которой могла быть только смерть…
Ренси работал над подробным переводом хроники царствования Синаххериба, разрушившего Вавилон и за свой неукротимый нрав прозванного Бесноватым, когда до него донеслись звуки воинственной песни. Пока чиновники из царского архива, нёсшие службу по соседству с Ренси, выясняли между собой, что происходит, шум извне всё возрастал. Наконец он усилился так, что затряслись стены. Как выяснилось позже, по улицам Ниневии прошествовала маршем ассирийская армия, которая возвратилась из Элама с новой победой.
