Часть третья: «Возмездие»
1
Монотонная рябь песчаных волн постепенно сменилась более живым пейзажем: в свете заходящего солнца розовато поблёскивала гладь озера, вдоль которого тянулся зелёный полумесяц пальмовой рощи. За ветвями пальм угадывались очертания полуразрушенных домишек; кое-где к небу поднимались столбы дыма.
Ренси никогда не приходилось бывать в подобных местах, и он не знал, что его там ждёт: радушный приём местных жителей или их враждебность по отношению к чужаку, пришедшему из пустыни. В одном он был уверен: два мешка с золотыми самородками могут стоить ему жизни. Остановив верблюда, Ренси развязал узлы верёвок, опутывавших навьюченные на спину животного мешки, и стащил груз на песок.
Прямо перед ним вверх уходил отвесный склон каменного утёса, заметённого песком, так что издали он ничем не отличался от бархана. Став на четвереньки, Ренси принялся быстро, по-собачьи, разрывать песок у подножия утёса. Закопав мешки на достаточную глубину, он выпрямился, вытер тыльной стороной ладони пот со лба и внимательно осмотрелся вокруг, старась запомнить местность. Постоял неподвижно, собираясь с силами, какое-то время, а затем, увязая в песке по щиколотки, двинулся назад, к верблюду.
Когда Ренси добрался наконец до Меридова озера, алый диск Ра уже соприкасался с водой. Накупавшись вволю, смыв с себя песок и пот, Ренси вышел из воды, тёплой, как парное молоко, и лёг на циновку из запасов предусмотрительного Хети. Берег оказался безлюдным в это мирное вечернее время. Было так тихо, что Ренси улавливал даже еле слышное шуршание насекомых, а ещё – шум северного ветра, бьющегося о склоны ближайших холмов. Иногда вместе с ветром до него со стороны пустыни доносился далёкий хохот гиены.
Верблюд дремал – в это время суток песчаные мухи и шершни уже не донимали его. Всё вокруг постепенно погружалось в ночной сумрак. Именно этот покой позволил Ренси наконец вкусить радость безмятежного здорового сна, чего ему так не хватало с тех пор, как он покинул Саис…
Враги появились на рассвете. Сначала Ренси увидел, как на линии горизонта возникла череда движущихся точек. Он приставил руку ко лбу, чтобы защитить глаза от лучей восходящего солнца, светившего прямо в лицо, и пристально вгляделся вдаль. Точки приближались, увеличиваясь в размерах. По прошествии какого-то времени они обрели форму; спустя ещё некоторое время Ренси различил большой отряд всадников. Ассирийцы!..
Испуганный этим неожиданным открытием, Ренси со всех ног бросился бежать, предоставив богам решать, в какую сторону направить его стопы. Он услышал весёлые крики, гоготание и улюлюкание за спиной – точно ассирийцы были охотниками, а он их добычей. Вот он споткнулся и едва удержался, чтобы не упасть; вот перепрыгнул через камень и оцарапал пятку; вот его окружили всадники… Ассирийцы верёвкой связали ему руки за спиной, потом поставили его на ноги. Ренси стал пленником. Надолго ли? Он не мог знать, убьют его или оставят жить. Но осознание того, что свобода оказалась такой недосягаемой как раз тогда, когда он только ощутил её пьянящий вкус, ввергало его в отчаяние.
Ренси стоял, погрузившись в раздумия, и не сразу обратил внимание на другой отряд всадников, спешившихся на том месте, где беглец был пойман. От этой группы отделился, спрыгнув с коня и направившись к пленному, человек в одежде ассирийского жреца, но носивший, подобно воинам, меч и кинжал. Остальные ассирийцы расступались перед ним в поклоне, давая ему дорогу и выказывая своё глубокое почтение.
– Вот и ещё одного пощадили милосердные боги – ещё одному даровали жизнь! – вскричал он радостно, приблизившись к Ренси. – Скажи кому – не поверят, что нашлись сразу двое таких удачливых в мире! Из всех каторжан Красной Горы в живых остались только мы двое! И что бы это значило? Конечно, такое решение боги неспроста приняли. У нас в народе говорят: чаще всего всевышние помогают тем, на кого у них большие планы…
Перед Ренси стоял Жрец: облачённый в белое одеяние с красной бахромой, спадавшей ему прямо на ноги, переплетённые золотистыми ремешками сандалий, со слегка отросшей бородой, тщательно ухоженной, напомаженной благовониями. В ушах у него сверкали крупные золотые серьги, руки также были украшены драгоценностями. Весь его вид излучал непоколебимую уверенность и торжество победителя.
– Я догадывался, что ты – большой господин или даже князь, хоть и старался изо всех сил сойти за простого жреца, – вместо приветствия произнёс Ренси.
– Что ты! – замахал на него ассириец. – В первую очередь я именно жрец и уж потом – сиятельный князь! Я избрал путь служения, потому что моей природной доброты и разума недостаточно, чтобы править этим жестоким миром… Ты, наверное, не поверишь, если я скажу, что истинная радость жизни – в служении богам. Многие служат фараонам, царям, князьям, отчего те самодовольны и уверены в своём всевластии; они – рабы рабов. Кто служит богам – живёт иначе: отринув своекорыстие и тщеславие, он смиренно трудится во имя бессмертия и находит в том себе награду.
– Какому же богу ты служишь, жрец? Где находишь его? Я слышал, в твоей стране их так же много, как здесь, в Та Кемет?
– Имя того, кому я служу, Ашшур. Это бог-покровитель и истинный правитель Ассирии. Но его верховный жрец – это сам царь; он – представитель Ашшура на земле. Вселенная же наших, месопотамских, богов – это волшебный высший мир, где священно имя каждого бога. Они живут дольше звёзд и из века в век пожинают плоды честного служения людей, покровительствуя им и направляя их деяния.
– Что ж, очевидно, я не слишком усердно служил богам своей страны, коль они обошлись со мной так сурово, – заметил Ренси с грустью, в которой были слышны нотки сарказма.
– Пока что боги Египта обошлись с тобой не слишком жестоко, – убеждал его ассириец. – Они вызволили тебя из Красной Горы, они оберегали тебя в пустыне, они оставили тебя в живых, тогда как все, с кем ты проделал этот трудный путь, мертвы. Не думал ли ты о том, что совершили они всё это для того, чтобы ты имел возможность достичь своей цели? Какой-то очень важной для тебя, полной тайных желаний и сильных чувств, цели?
– Что значат личные цели и желания, когда родная земля в огне войны? – воскликнул Ренси в тихой ярости.
– То, что свершилось, то свершилось, и ничего уже не изменить. Никогда уже Египет не будет свободным! Храмы его разрушатся, их засыплют пески пустыни… Иные народы будут завоёвывать страну и править здесь. Когда-то были гиксосы, сейчас ассирийцы, потом – иные неведомые племена…
– Может быть, жрец, может быть… Но если, как ты говорил, боги Та Кемет пекутся обо мне, пусть они исполнят моё самое заветное желание: перед смертью преклонить колени в храмах моих предков.
– Твои боги-покровители – и не важно, как их называют, – всегда с тобой, – тем же спокойным, уверенным голосом отозвался ассириец, – иначе ты не стоял бы здесь сегодня. Без твоей помощи, ниспосланной богами, и я уже никогда не увидел бы свою страну. Знай, Египтянин, я не забываю добро и всегда плачу за него тем же. Слушай же меня и постарайся не уступать первым, необдуманным мыслям. Ты, как я убедился, человек разумный, бесстрашный и верный. Дарованные тебе свыше сила и доблесть не раз спасали меня от унижения и гибели. Поэтому в знак благодарности я предлагаю тебе лучшее из того, что ты заслуживаешь, – службу при дворе моего владыки, царя Ашшурбанипала.
