– Нехо начал вести войну в открытую! – загудел Токсарид своим низким голосом, как только переступил порог дома. – Он потребовал прекратить строительство нового города и пригрозил применить к греческим поселенцам силу, если они сами не покинут Египет! Это конец нашим надеждам на укрепление греческого присутствия в стране! Клянусь чёрным скипетром Плутона, когда-нибудь Нехо пожалеет о том, что посмел подвергнуть греков такому унижению! Никогда прежде мы не испытывали подобного позора – быть изгнанными из страны, которой желали только блага и процветания!
– Что же мне теперь делать? – спросил Ренси, поняв, что его замыслам не суждено осуществиться.
Токсарид безошибочно угадал его тревогу. Наклонясь к Ренси, он словно бы прикрыл его своими мощными плечами:
– Мастер Ренси, я буду счастлив, если ты окажешь мне честь отправиться в путь на одном из наших кораблей. Будь уверен, в Милете никто не осмелится тронуть тебя даже пальцем!
Услышав столь горячее заверение, Ренси учтиво поклонился:
– Моё место здесь, в Та Кемет. Прости, но положение чужеземца, какими бы благами его не одаряли, кажется мне незавидным.
– Тогда тебе придётся искать друзей при дворе номарха. Людей, которые восхищены твоими работами и заступятся за тебя перед Нехо. К сожалению, на Псамметиха рассчитывать больше нельзя: по приказу отца он уехал в Фивы – укреплять оборону города, где, как ты знаешь, сейчас находится фараон.
– В таком случае, я буду добиваться встречи с его высочеством принцем Танутамоном: хвалил же он мою работу, когда я изваял его портрет.
– Боюсь, ваша встреча не состоится, – Токсарид покачал головой, и густая прядь из его чёрной гривы упала на смуглый выпуклый лоб. – Племянник фараона отбыл за нильские пороги: к себе на родину, в нубийскую столицу Напату. Если война с Ассирией разгорится вновь, он приведёт в Египет свои войска.
– А если я попрошу заступничества у сестры фараона? – не терял надежды Ренси. – Ведь она одобрила статуи «двойников», над которыми я работал в заупокойном храме его величества…
И снова его ждало разочарование.
– Шепенупет тяжело больна, – ответил ему всезнающий грек. – Но, даже если бы ты сумел пробиться к ней со своими мольбами о покровительстве, тебе было бы в нём отказано. Я слышал, в последнее время влияние жрецов на «супругу Амона» усилилось, а верховный жрец храма Нейт и вовсе стал её духовником.
Видя, что Ренси стоит перед ним совсем отчаявшийся и растерянный, Токсарид прибавил с озабоченным, суровым лицом:
– Между нами говоря – если только я могу дать тебе совет – для тебя было бы лучше покинуть город как можно быстрее. И не столько из-за непримиримости твоих давних недругов – жрецов, но – по причине возрастающей деспотии Нехо. Как только номарх породнится с правящей династией, женившись на дочери фараона, его власть в Нижнем Египте укрепится и полностью перейдёт в его руки.
Ренси сразу помрачнел.
– Я уверен, Нехо собирается сам стать фараоном! – воскликнул он и при этом удивился, откуда у него вдруг появилась такая уверенность.
– Со временем мы узнаем, так ли это.
На крупном, бородатом лице Токсарида обозначились резкие морщины.
– Невесело мы расстаёмся, мой друг! – со вздохом сказал он.
Они замолчали и долго смотрели друг другу в глаза, прощаясь.
Глава милетских греков круто повернулся и вышел из дома; Ренси, подавленный горьким чувством утраты, укрылся в мастерской. Он сидел на земляном полу, обхватив колени руками, и смотрел на то место, где недавно стояла статуя Фаиды. Гнев, боль и горечь слились в едином ощущении, от которого колотилось сердце и становилось трудно дышать.
Он понял, что в мастерской уже не один, когда услышал тоненький звон ножных браслетов и уловил в воздухе аромат знакомых благовоний. Войдя, Фаида осталась стоять у порога.
Ренси почудилась странная тень, набросившая покров печали на лицо гречанки. Тёмные круги легли в глазницах, глубокие борозды протянулись от тонких крыльев носа, опустились уголки нежных губ.
Они оба знали, что это – их последнее свидание.
– Ренси, все годы, проведённые в этой стране, я была не слишком хорошего мнения о египтянах. Но ты один оправдал в моих глазах целый народ. И теперь я хочу пожелать, чтобы ты был счастлив и чтобы ты создавал изваяния, самые прекрасные в Та Кемет.
Фаида помолчала, потом спросила:
– Ты не останешься в Саисе?
– После всего случившегося мне здесь делать нечего.
– Но ведь влияние Нехо распространяется на весь ном?
– К несчастью, да.
– Тогда в Танисе тебе от него тоже не скрыться. Я слышала, местный градоначальник – человек Нехо.
– Верно, – Ренси обречённо вздохнул. – Но там моя родина.
Они умолкли, глядя друг на друга с грустью и какими-то затаёнными, так и не высказанными чувствами.
– Ты уезжаешь завтра? – снова заговорила Фаида.
– Наверное. Если ты, конечно, позволишь провести мне здесь ещё одну ночь…
– Дом остаётся в твоём распоряжении целую неделю. Пока не перейдёт во владение нового хозяина. Я же уезжаю сегодня вечером: мы отплывём, как только подует попутный ветер.
– А ты… ты больше не вернёшься в Саис?
– Пожалуй, что да. Я останусь на родине, – Фаида как будто извинялась за принятое решение.
– Разве я упрекаю тебя? – Ренси поспешил успокоить гречанку.
– Нет, но это и плохо, – ответила та печально.
Ренси взглянул на Фаиду пристально, хотел что-то прибавить, но промолчал: догадался, что, если бы он удерживал её, она бы осталась с ним. Было ли то, что их соединяло, любовь? И мог ли он желать более совершенного соединения с возлюбленной, чем в их обоюдных ласках – порою страстных и необузданных, порою нежных и чувственных?..
А между тем Ренси ощущал, что незримая тень Мерет стоит между ними, отдаляет их друг от друга каждый раз, когда стремление к соединению проявляется уже не только в ласках. Только в последнее время ощутил он в себе самом некий предел, понял, что рано или поздно должен будет решить, кто для него Мерет – живой человек или только призрак его первой любви. У него ещё была надежда, что разлука с ней внесёт ясность в его запутавшиеся мысли и что он сумеет наконец забыть о ней. Или хотя бы просто больше не думать о том, что она есть в его жизни…
Фаида подошла к задумавшемуся Ренси и, протянув ему руку, сказала:
– Ну что же, пора. Прощай, мастер Ренси. И да сохранят тебя твои боги!
Ренси молча взял протянутую ему руку, склонился и поцеловал нежное запястье. И в то же мгновение почувствовал, как, быстро наклонившись, Фаида коснулась губами его затылка.
17
Мерет не вошла, а ворвалась, распространяя запах розового масла и сладкой аравийской смолки.
