Она дерзко вырывать руку не стала, но интеллигентно (и, увы, брезгливо) от его пальцев отстранилась. Однако к себе в квартиру не побежала. Остановилась выслушать, что он скажет.
– Ты обижаешься, – констатировал Петренко. – Считаешь, что я тебя обманул и использовал. Соглашусь. Узнав, что ты знакома с председателем – да, я захотел добраться до него. И – да, ты права – мне понадобилось увидеть Шаляпина не только потому, что меня уволили. Дело заключалось совсем не в моей личной судьбе – хотя меня, как я тебе говорил, со службы комиссовали. Но на это мне совершенно наплевать, потому все это ерунда по сравнению с теми сведениями, которые я должен был Александру Николаевичу сообщить – и благодаря тебе в итоге сделал это. Все, что я ему рассказал, совершенно секретно, поэтому я тебе о том не могу даже заикнуться. Но эта информация имеет самое непосредственное, прямое отношение к судьбе нашей Родины – Союза ССР. Поверь мне! Я страшно счастлив и благодарен тебе, что ты мне помогла и вывела на товарища Шаляпина. Ему я доложил все что хотел. И, надеюсь, он использует мою информацию по назначению.
– Н-да, это наше странное с тобой знакомство… – протянула молодая женщина. – Режиссер Головко из Ленинграда, который вроде у меня учился, но которого я никак вспомнить не могу… Ведь ты с самого начала планировал меня использовать…
– Да боже избавь! – со всею искренностью возмутился Петренко. – Откуда я вообще знать мог, что ты с товарищем председателем когда-то, двадцать лет назад, училась вместе? Ты что, об этом всем подряд рассказываешь? Кричишь на перекрестках?
– Достаточно посмотреть списки выпускников ИФЛИ, и сразу все станет ясно.
– Я тебя уверяю, – усмехнулся полковник, – про то, где ты училась, я знать не знал и ведать не ведал. И что ты с Шаляпиным связана – не представлял до той минуты, пока ты мне о том сама не сказала. Поверь мне, поверь! По-другому думать – это паранойя.
Он взял ее обеими руками за плечи, развернул к себе. Она не стала сопротивляться, и тогда он притянул ее и сделал то, что очень нечасто делали советские люди в 1959 году на улице: крепко поцеловал в губы. А потом произнес слова, которые наповал обезоруживают любую женщину, что в нашем времени, что шестьюдесятью годами раньше:
– Мне кажется, я люблю тебя, Оля.
Так он восстановил между ними доверие.
Во всяком случае, продолжил бывать у Ольги и встречаться с ней.
* * *
– Увидимся завтра, на том же месте, в то же время! – Голос Шаляпина в трубке звучал властительно.
Интересно, откуда шеф КГБ названивал Петренко в его съемную коммунальную квартиру? Наплевав на конспирацию, прямо из рабочего кабинета? Или из дома? Из машины? С дачи? Шифруясь по полной программе ото всех – из телефона-автомата за пятиалтынный? Петренко не исключал, что именно так: ото всех втайне. Слишком высокие ставки на кону. И если кто-то после акции, отматывая ситуацию назад, обнаружит, что Шаляпин связан с исполнителем, – не сносить головы председателю Комитета.
Если только, конечно, сам Шаляпин в итоге не станет единолично царем, богом и воинским начальником в одном лице.
Как бы то ни было, узнав голос контрагента в телефоне, полковник сказал: «Хорошо».
И назавтра ровно к одиннадцати прибыл все к тому же памятнику Героев Плевны.
В этот раз товарищ председатель предстал перед ним в роли простецкого работяги, мастера откуда-нибудь с завода «Динамо»: эдакий себе на уме мужичок, в кепарике и очочках. Вот только если присмотреться, ручки-то у него выглядели совсем не рабочими: холеные, даже с маникюром, кажется. Потому, наверное, и скрывал их Александр Николаевич, прятал в карманах старомодных широченных штанин.
Понятно, почему именно в этой точке столицы забивает стрелки председатель КГБ – от штаб-квартиры по адресу: площадь Дзержинского, дом два рукой подать. Но вот маскировка выглядела довольно странной и немного смешной, хотя надо отдать должное, успешной: в первый раз Петренко его даже не узнал. Но в этот раз был готов к маскараду, потому ни с кем не спутал.
Всего полгода, как Шаляпин находится на посту председателя, до того первым секретарем ЦК комсомола был. Оперативного опыта никакого – почему вдруг решил применять маскировку? Не наигрался, что ли, в молодости на сцене с синеблузниками?
Они поздоровались за ручку и отправились, как и в прошлый раз, по бульвару вниз, к площади Ногина.
– Итак, каков ваш план? Он готов? – сразу строго вопросил шеф КГБ.
– Так точно.
– Излагайте.
Петренко вздохнул. За то, что он сейчас наговорит, ему совершенно точно светила статья пятьдесят восемь-десять, даже по нынешним вегетарианским временам – высшая мера. И не важно, что ничего еще не успел совершить, а только приготовлялся. Зато – к чему?! К страшному! К коллективному убийству руководителей партии и государства. Да за одну мысль об этом в СССР недавно расстреливали!
Но отступать Петренко было некуда. Раз назвался груздем, добился расположения самого подходящего кандидата – значит, следовало делать новый шаг.
И тогда он – краткими, точными и прямыми словами – изложил план.
Александр Николаевич внимательно выслушал. Подвел итог:
– Занятно. – Подумал минуту, другую и спросил: – Что вам от меня требуется?
– Точная дата.
– И все?
– Да.
– Значит, исполнение ложится целиком на вас?
– Мне помощники с вашей стороны не нужны.
– Проникновение, внедрение, вооружение?
– Я все беру на себя.
Петренко показалось, что он расслышал, как председатель облегченно вздохнул. Получалось: с него, шефа КГБ, взятки гладки.
Петренко тоже был доволен. Если бы он стал просить, а Шаляпин предлагать, что снабдит его помощником, связником, оружием, поможет со внедрением – это, скорее всего, означало бы, что операция в итоге провалится: слишком многие будут знать и в десятки раз возрастает риск, что стукнут. А так – он одиночка, ни перед кем не ответчик и никто ему не указ. Хотя, конечно, есть шанс, и не маленький, что как дойдет до дела – Александр свет-Николаевич сдрейфит (как выражаются тут у них, в пятидесятых). Вместо того чтобы рискнуть и в итоге получить в свои руки целую страну, предпочтет сдать Петренко-заговорщика лично Никите Сергеичу, а сам благостно провертит себе дырочку для боевого ордена за разоблачение террориста, намеревавшегося погубить высшее руководство СССР.
– Но дата, – заметил Петренко, – мне нужна заранее.
– Вы ее получите.
– За сколько?
– За сутки. Ранее даже они сами не знают, почтут ли своим посещением.
– Сутки – это приемлемо.
* * *
Итак, добро на операцию было получено. Теперь начиналась следующая стадия – внедрение.
