В дальнейшем личность ее была установлена. Это проживающая по данному адресу СЕМУГОВА Варвара Семеновна, 1941 года рождения, студентка первого курса Московского технологического института. В квартире также проживает мать Варвары Семуговой, СЕМУГОВА Мария Александровна, являющаяся сожительницей упомянутого выше КОСУКИНА А.А., ответственного квартиросъемщика.
В дальнейшем прослушивание разговоров в квартире велось по стационарным системам, которыми дом был ранее оборудован. Запись диалогов, происходивших внутри квартиры, прилагается…»
Шаляпин быстренько пробежал глазами расшифровку беседы сбежавшего Данилова и этой Варвары Семуговой. Как интересно! Значит, она – из той же шайки. И оба они знакомы с Петренко. И все трое явились из будущего. Или – считают, что явились.
В самом деле, что происходит? Действительно – случился десант в прошлое из двадцатых годов двадцать первого века? Или коллективный психоз вдруг поразил обычных советских людей? Но если предположить, что эти трое – психи, почему их история получается такой логичной да складной? Слишком логичной и слишком складной. И главное: судя по диалогу – объекты сами убеждены в том, что они и впрямь явились из будущего. Да и вообще: подобного, наверное, в жизни не бывает – банда сумасшедших. Как это? Шайка психов? Нет, нет, такое даже трудно себе представить!
Шаляпин набрал номер ближайшего своего клеврета и заместителя Бережного:
– Я по делу Петренко. Расширьте наблюдение, включите в него гражданку Семугову Варвару, проживающую на Ленинском проспекте, тридцать семь «а». И с Петренко наблюдение не снимайте.
* * *
Когда они поднимались в лифте, Данилов шепнул Варе:
– В квартире вашей наверняка прослушка имеется. Дом у вас такой – элитный, энкавэдэшный. Поэтому давай поменьше болтать о делах. Если что – пиши мне лучше записки.
– Но раз нас будут слушать, значит, узнают, что ты, беглец, здесь скрываешься?
– Поэтому мне надо отсюда делать ноги.
– Подожди хотя бы до завтра. «Слухачи» начальству о тебе среди ночи докладывать не будут. В самом лучшем случае – попадешь в рапорт утром.
Дома оказался один отчим, Аркадий Афанасьич. Стрельнул в Данилова косым, недовольным взглядом. Особо задержался на ботинках Алексея – без шнурков, на помятом, грязном, плохо выбритом его лице. Варя не стала огорошивать мужчину сообщением, что теперь этот подозрительный парень будет жить вместе с ними, – решила подождать матери. Только представила их друг другу, и они с Лешей прошли в ее комнату. С ума сойти! У нее была своя собственная комната – громадная редкость для тинейджеров в Москве-59. Они закрыли дверь, и тут Данилов наконец ее обнял – пахнущий тюрьмой, небритый, почти забытый.
– Тшш, – шепнула она, охладив его молодой пыл. – Давай не сейчас. Позже, ночью.
– Если твои предки разрешат мне остаться.
– Разрешат, – с апломбом молвила она. – Куда денутся.
Но сама далеко не была в этом уверена. И поджидала названную маму свою скорее со страхом, чем с победительным настроем.
* * *
Когда та пришла с работы, Варя дала ей время переодеться. Аркадий успел наябедничать ей про Данилова и на ботинки без шнурков, стоящие в прихожей, указал. А когда почувствовала, что пришло время, взяла Алексея за руку и потащила на кухню.
Оба, и мать, и отчим, уставились на парочку.
Варя проговорила заготовленный монолог. Получилось – норм, в меру пафосно, но вежливо.
– Прошу любить и жаловать: это мой парень, мой возлюбленный. Мы с ним давно любим друг друга и находимся в близких отношениях. Теперь у него наступила сложная ситуация в жизни, и жить он пока будет у нас. В комнате у меня достаточно места, и за столом, я надеюсь, он вас тоже не обременит.
И быстренько увела Данилова к себе, оставив родителей переваривать случившееся.
Вскоре мать накрыла в гостиной ужин, пригласила:
– Дети, прошу к столу. – Видно было, что она ошарашена происходящим и представления не имеет, как вести себя с вдруг нарисовавшимся зятем.
Аркадий Афанасьевич всегда требовал, чтобы к ужину подавали первое, да и вообще: вечерний прием пищи, в его понимании, должен быть обильным – не доверял он столовым на рабочем месте, обедал обычно сухомяткой, которую ему супруга собирала. Посему вечером, на покое, предпочитал за весь день в еде отвязаться, а порой, под настроение, и выпить пару рюмок. До принципов ЗОЖа оставалась еще целая вечность, потому имел отчим, в дополнение к лысине, изрядное брюшко.
Уселись. Мама выставила на стол парадный сервиз, трофейный, хрустальные рюмки. Борщ с кухни принесла в супнице, сметану подала в соуснике.
Отчим вышел к столу в пижаме. Для современного человека это выглядело смешным и странным, но тогда расхаживать ответственному работнику в пижаме в часы отдохновения было позволительно даже при гостях. Мамочка нервничала, покрывалась красными пятнами и явно не знала, как себя вести. Подрагивающими руками она разложила салат.
В те баснословные годы никто, конечно, не привозил в магазины овощи-фрукты-цветы из Аргентины и Южной Африки, поэтому салаты ели строго по сезону. В этот раз – приличествующую в мае редиску, щедро сдобренную подсолнечным маслом и круто посоленную.
Аркадий разлил водку. Сначала себе, потом – Данилову. Тот не стал отнекиваться, мол, водки не пьет – хотя и вправду не пил. Но не время капризничать – он покорно позволил себе налить. Варе выпивки по молодости лет не полагалось, ее мама спиртное вовсе не употребляла.
– Ну, как говорится, молодой человек, за знакомство, – потянулся чокнуться Аркадий Афанасьич.
Он тоже чувствовал себя не в своей тарелке. «Молодой человек» сделал символический глоток и поставил рюмку.
– Итак, расскажите, каков ваш, так сказать, модус вивенди? Вы учитесь? – обратился отчим к гостю. – Или работаете?
– Я сперва учился в Техноложке, – бодро, но не развязно пояснил Данилов, – но потом пришлось бросить и пойти работать.
– Да? Куда же, если не секрет?
– Не секрет, – посмеиваясь про себя, проговорил «жених». – В ЦК КПСС.
Аркадий Афанасьич чуть не поперхнулся редиской.
– Вот как? И кем же вы там трудились?
– Личным помощником товарища персека.
– Личным помощником? – вылупился отчим. – Первого секретаря? Никиты Сергеича, что ли?
– Именно.
– И вы что же, с ним встречались? С Хрущевым?!
– Неоднократно.
– Аркадий Афанасьевич, – сочла нужным встрять Варя, – вы можете Данилову верить. Я знаю, он не врет и не фантазирует. Даю вам честное комсомольское.
– О чем же столь молодой человек может беседовать с Никитой Сергеевичем? Какие такие советы ему давать?
